Это имеет важные последствия для наших собственных жизней. До тех пор, пока мы рассматриваем наш опыт как составленный из «вещей», наши жизни и способность к правильному пониманию и полноте осуществления непрерывно ограничиваются и закрываются. Даже если мы знаем «вещи» и опыт в основе своей как взаимодействие субатомных частиц, мы все еще остаемся лицом к лицу с тем же замороженным миром видимости и имеем те же страхи и фиксации. Живое и сияющее качество нашего переживания не в состоянии пробиться сквозь них.
Однако если мы видим «вещи» как «пространство» и «время», мы можем двигаться и открыться через эти измерения неограниченным полям возможностей там, где, казалось, уже окончательная встреча. Более того, «пространство» и «время» — не просто задний план или поддерживающая среда для дальнейших переживаний. Они обеспечивают совершенно особую форму питания нашей человеческой природы, которая обычно питается лишь опосредованно путем преследования наших физических удовольствий и нужд и наших эгоцентрированных ценностей.
Представление обычных твердых вещей может само по себе видеться как интенсивное взаимодействие или близость. «Может взаимодействовать», как утверждение аксиомы первой стадии, укрепляется на второй и становится «должна». Правильное понимание глубинной открытости, доступности и единства рассматривается скорее как носитель ценности и ответственности, чем только как факт абстрактной возможности.
Медитирующие и последователи религий могут иметь проблески этого вида близости и общего искупления и чувствуют себя при этом призванными усилить их в максимальной степени. Даже когда они достигают успеха в этом направлении, они все еще остаются закрытыми для широкого круга переживаний, доступных на втором уровне, когда успех ограничен, а прогресс медленный и неуверенный. Это связано с тем, что сами попытки к близости структурированы в терминах непроницаемых и относительно инертных выражений и сущностей, составляющих традиционные убеждения. Обычно такие застывшие элементы, как добро зло, блаженство, «ум», «здесь и теперь», религиозные фигуры, «я» и божество обычно не рассматриваются как «время». И все же пути и принципы, небесные и адские состояния бытия — все это — «время».
В качестве другого примера рассмотрим процесс работы по трансцендированию на пути телесных дисциплин или физической йоги. Это также может оказаться непрямым путем работы с воплощающей «время» тенденцией посредством придания гибкости, податли вости кажущимся твердыми застывшим физическим структурам. Однако «время» не позади и не ниже этих структур — «время» само по себе есть их непосредственность, их раскаленный, их годный для ковки, податливый аспект.
Эти различные традиционные подходы эффективны в связи с тем, что они хотя и не прямо, но работают со структурой «времени», что приближенно описано традициями, все еще пребывающими под воздействием взглядов первого уровня. Но есть двоякого рода ограничения у таких процедур. Они заключают в себе ошибку в определении того, что же в действительности явится результатом (и зачем нужны пути, кодексы работы над поведением). И они, действуя в терминах наставлений, ожиданий, твердых «вещей», структур убеждений, линейного «делания» и значений, увековечивают характер низшего времени и знания.
Вероятно, наиболее соблазнительной ловушкой и кульминационным пунктом опыта второй стадии становится чувство близости или взаимопроникновения в космическом масштабе — вид всеохватывающего феномена поля. Видение «вещей» сменяется в этом случае видением полей. Ясно, что тогда понятие «вещей» вторично, а набор «вещей», принимаемых как существующие, суть способ, каким разрезается на куски поле ради сохранения конвенции, есть нечто открытое и произвольное. «Взаимодействие» или «паттерн» в таком случае не столько означает «взаимодействие между вещами», сколько само по себе является фундаментальным.
Однако такие идеи относительно Пространства, Времени и фундаментально реального применимы только на второй стадии видения времени. Они более подходящи и больше опираются на опыт, чем на первой стадии. Но они — еще не видение третьей стадии, поскольку остается идея, что нечто есть. Вероятно, это «нечто» не полностью открыто, а скорее расположено (disposed) в некотором отношении. Остается и смысл, что что-то «происходит» или «случается». Обе эти характеристики странным образом искажают всецело «сокровенный» путь бытия. Само взаимодействие (даже в особом только что упомянутом смысле) является затемнением полного «события».
Время, стадия три:это Большое Время. Большое Время является универсальным носителем, но оно не делает, не несет и не выражает «вещи». Большое Время — не вещь и не процесс. Оно не склонно ни в ту, ни в другую сторону. Оно ничем не обусловлено и ничего не обусловливает. Нет ничего. Это не означает заявления о некоторой объективной абсолютной истине о том, «как обстоят дела». Большое Время ни законоподобно, ни случайно. Оно — не событие, не «занимание места».