Время шакалов

– Никогда, – ответил Учитель, снова закуривая. – Мы именно сейчас и прощаемся – больше ничего не будет. Ты представляешь, сколько нужно денег, чтобы съездить на кладбище и поучаствовать в похоронах бездомного человека? Для этого надо знать, когда и где его будут хоронить, а это не раньше, чем через месяц будет. Менты сказали мне, чтобы мы не появлялись у них по этому вопросу, а то хуже будет.

Если ты хочешь неприятностей, то обратись в милицию – там тебе всё доходчиво объяснят, но прежде спросят: кто ты, что ты, и почему и какое отношение имеешь к Черному.

Сегодня простимся, здесь, с Черным и всё. Потом, если будет возможность, отметим ему девять дней и сорок дней, а Черный, я думаю, будет не в обиде на нас за такие проводы. Я всё сказал.

Михаил Ефимович понял его слова и больше не возникал. Разговор его товарищей, от гибели Черного, перешел к теме их переселения на новое место.

– Надо бы выпить за новоселье, – сказал Хромой, – давайте выпьем за то, чтобы здесь нам жилось не хуже, чем раньше, чтобы жили мы дружно и посторонние здесь не шастали и история с Черным не повторилась здесь.

Все бездомные охотно подняли стаканы за свою удачную жизнь на новом месте, а Михаил Ефимович предложил: – Надо всем нам нагадить на лестнице внизу, чтобы посторонние, если сунутся – побрезговали идти вверх по нечистотам. Я так сделал у входа в мой чердак и слава богу, пока ещё никто туда не лазил. Однажды, видел издалека, как мужик полез в подвал, откуда ведет лестница на чердак, так он скоро выскочил оттуда и потом долго матерился и частил свои ботинки.

– Нет, не пойдет твоё вонючее предложение, – сказал Хромой, – ты на чердак один ходишь: пришел – ушел, а нас трое осталось и бывает, что мы ходим туда-сюда несколько раз на день, потому мы первые и вляпаемся в дерьмо.

От нас и так воняет за версту – только дерьма нам и не хватало : тогда на улицу или на рынок совсем не сунешься – закидают камнями. Надо поменьше нам светиться у входа в дом. А если идем все вместе, то идти через другой подъезд и чердак.

– Бросьте вы эти разговоры, – вмешался Учитель, – через месяц – два мы покинем это жильё – осень на носу, здесь, в холоде не проживешь. А дежурного больше оставлять не будем: черт с ним нашим имуществом – нам судьбы Черного больше не надо.

– Правильно, Максимыч,– откликнулся Иванов,– сегодня я должен был дежурить, а Черный сам захотел остаться и полежать, вот и лежит теперь в морге и забот не знает, а мы тут изобретаем меры безопасности. Самое безопасное – это кончать надо с бомжовской жизнью и прибиваться к людям.

Я на неделе, навещу родственников, может чем и помогут, когда узнают, что я остался здесь, а не уехал назад в свой город, как они думают. И вам советую что-то делать. С меня хватит одной зимы бездомной. Давайте выпьем за другую нашу жизнь: за ту, которая была и не вернется больше никогда и за ту, которая будет не такой, как сейчас.

Вечер клонился к ночи, наступали поздние сумерки и бомжи потихоньку допивали водочку в этот, тяжелый для них и последний для Черного, день жизни в большом городе, который шумел и гудел там – вдали от заброшенного дома.

Михаил Ефимович, как всегда непьющий, пошел устраивать своё ложе в соседней комнате и сортировать книги для завтрашней торговли, слушая, как его товарищи то умолкают, то начинают пьяный спор. Иванов даже затянул было песню и запел: «Бродяга к Байкалу подходит…», но сразу смолк: может забыл слова, а может понял неуместность своего пения в день гибели товарища.

Михаил Ефимович лёг, но сон не приходил. Он стал размышлять о судьбе и душе человеческой. Есть – ли они на самом деле, а если есть, то почему подлецы и негодяи частенько живут припеваючи и им всё удается, а честным людям, к которым он относил и себя, никак не удается наладить свою жизнь в этой стране. Своим мыслям он не нашел ответа и незаметно уснул.

XIII

На следующее утро он проснулся от мощного храпа, доносившегося из соседней комнаты, где спали его однополчане. Три бутылки водки на троих – это многовато для их ослабленных организмов и потому расслабленные тела издавали такие громкие звуки, как бы прося о помощи и предупреждая, об опасности чрезмерного употребления алкоголя.

Светало. Окно комнаты пятого этажа выходило на восток, где уже виднелась тонкая розовая полоска утренней зари. За окном тянулся пустырь, заросший редкими деревьями и перегороженный рядами опор линий электропередач, за которыми виднелся жилой массив и там, на окраине, находился дом с его чердаком.

Заботливая рука мэра Москвы ещё не добралась до этих окраин, но судя по всему – ждать оставалось недолго. Линии электропередач уберут под землю, пустырь застроят жилыми домами или торговыми центрами и тогда Москва окончательно превратится в единый торгово – развлекательный центр, где ничего не создается, но всё продается и покупается.

Где одни живут, а другие им прислуживают и все они существуют за счет страны и во вред стране. Столица превратилась в нарыв, который, пока не лопнет, не избавит страну от боли и мучений.