Время шаманов. Сны, дороги, иллюзии

Осторожно скосив глаза направо, он едва не рассмеялся — маленький бурундук сидел серым пушистым столбиком на его рюкзаке. Держа в лапках украденную из рюкзака длинную сухую макаронину, он сосредоточенно грыз её, отчего щёки его становились всё толще и толще, а маленькие чёрные глазки щурились от удовольствия. Увидев, что его заметили, бурундук перестал жевать и бросил макаронину. Кирилл кинул ему маленькую хлебную корочку, а бурундук в ответ угрожающе приподнял раздвоенную верхнюю губу, показав мелкие острые зубы.

Чёрная охотничья лайка Виктора, до того момента спокойно дремавшая, свернувшись колечком на галечной косе возле лодки, открыла глаза и подскочила на своих длинных ногах, когда увидела бурундука. Однако повела себя собака необычно — вместо того, чтобы, повинуясь охотничьему инстинкту, броситься на добычу, она, прижав острые уши, припала к земле брюхом. Негромко скуля и повизгивая, она стала пятиться на полусогнутых лапах, не сводя глаз с толстого грызуна, который, как показалось Кириллу, с полным ощущением собственного достоинства развернулся, показав тёмные и светлые полоски вдоль спины и, смешно подбрасывая толстый зад, скрылся в прибрежном кустарнике, утащив в зубах хлебную корку.

Улыбаясь, Кирилл повернулся к Виктору, чтобы шутливо прокомментировать встречу с бурундуком, но словно осёкся на полуслове. Молодой эвенк сидел неподвижно с остановившимся взглядом, как превратившийся в каменного истукана древнегреческий герой под взглядом Медузы Горгоны. Кружка с налитым в неё чаем выпала из его руки, чай залил брезентовые штаны, затекал в резиновый сапог, но охотник ничего не замечал, глядя в ту сторону, в которую убежал зверёк. Кирилл окликнул Виктора, который ещё некоторое время приходил в себя, осторожно двигая словно затёкшими от долгого сидения руками и ногами, а потом сказал негромко:

— Ну, теперь тебе уже можно и не прятаться, Киря. Тебя, однако, теперь сами найдут, если захотят. Теперь уже там про тебя знают.

Кирилл хотел было переспросить, где это — там, но внезапно понял сам, отчего в горле сразу пересохло. Зачерпнув кружкой воды из речки, он напился и осипшим голосом спросил:

— Почему так думаешь, Витя?

Виктор пристально посмотрел ему в глаза, как бы оценивая, можно ли сказать вслух то, о чём он думает, во что верит безоговорочно и непререкаемо, и не станет ли Кирилл насмехаться над ним, как над дикарём.

Ничего такого, видимо, в глазах Кирилла он не заметил, потому что произнёс спокойно и как-то очень уверенно:

— Это был сэвэн.

***

Путь до Тахрадэ занял трое суток — словно невидимая тень мелких неудач преследовала их с того момента, как они вошли в устье Еннгиды. Из-за стоявшей невыносимой жары уровень воды упал, так что часть лежавших на дне реки камней показалась над урезом воды, и их приходилось обходить медленно и осторожно. Ещё опаснее были камни, острые рёбра которых не выступали над поверхностью, а таились вблизи неё. Кирилл, сидя на носу лодки, внимательно всматривался в воду, стараясь как можно раньше увидеть такие подводные «рифы» и подать сигнал сидевшему у руля Виктору. Но тяжело гружёная лодка несколько раз с ходу налетала на многогранные чёрные базальтовые глыбы, так что от сильных ударов словно ножом срезáло стальную шпонку, закрепляющую гребной винт лодочного мотора. Левый борт лодки треснул, а вода на её дне накапливалась с угрожающей быстротой. Некоторые перекаты стали непроходимыми, поэтому груз приходилось переносить по берегу, а пустую лодку вести бечевой.

И всё это время Кирилл чувствовал на себе чьё-то неусыпное внимание. Виктор, как обычно, почти всё время молчал, сосредоточенно управляя лодкой, лайка его, ранее весёлая и резвая, жалась к ногам Кирилла, лишь изредка поглядывая из лодки в сторону берега.

Наконец, вечером третьего дня Виктор показал рукой на неширокое русло реки впереди справа и прокричал с радостью:

— Тахрадэ! Вот я и дома!

За ужином, сидя на бревне у разложенного прямо на прибрежной гальке костра, он рассказал Кириллу несколько историй о том, как встречался с различными целителями, действия которых не вписывались в рамки обычного жизненного опыта. Потом стал говорить уже о том, что, видимо, наболело в его душе.

— Вы, русские, народ простой, на нас, ороченов, чем-то даже похожи. Однако забыли уже, откуда пришли сами, исток свой потеряли. В бога вы вот верите, а живёте так, будто сами богами стали, как будто ваше это всё вокруг — тайга, речка, огонь в костре… Того, однако, не знаете, что кроме бога этого ещё много есть богов. Даже нет, не так… не боги это…

Виктор задумался и тонкой палочкой стал ворошить угли костра, словно помогая этим действием сформулировать свою мысль:

— Например, ты вот сегодня дерево тонкое живое срубил, берёзу. А ведь ты его убил, умерло оно, детей у него не будет, внуков, а может быть, весь род его прекратился…

Кирилл посмотрел на Виктора, ища признаки того, что тот просто шутит, однако плоское азиатское лицо охотника было серьёзным, он говорил взволнованно и отрывисто: