Лёгкие переполнились воздухом, и он закашлялся, при каждом выдохе будто откашливая эпизоды своей жизни. Кирилл мог даже визуально наблюдать их — они плавали перед ним в пространстве подобно большим мыльным пузырям, и на мерцающих полупрозрачных стенках каждого пузыря «демонстрировался» отдельный эпизод. Образы были искажены кривизной пузыря, а многоцветье радужной побежалости на его стенках необъяснимым образом отражало всю гамму переживавшихся им в тот момент жизни чувств, и каждое чувство имело свой цвет.
Как такое могло быть, Кирилл не понимал, но принял это как данность. Он мог рассматривать сюжеты все вместе одновременно или любой из них в отдельности, жонглировать ими как мячиками, проникать внутрь и заново переживать то, что забыл давным-давно. После того, как эпизод «проживался» им до конца, пузырь лопался с тихим шуршанием, оставляя после себя радужную взвесь мельчайших капелек, которые долго висели в воздухе, сияя мягким светом, пока не таяли окончательно. Некоторые пузыри так и остались целыми и продолжали невесомо парить в дрожащем белом воздухе, проецируя на свои стенки давно забытые сюжеты.
«Да что же это я такое делаю!?» — вдруг очнулся Кирилл, пытаясь провести рукой по лицу и стряхнуть галлюцинации, но мышцы не слушались его, а руки беспомощно болтались. «Наверное, я их во сне отлежал», — подумал Кирилл и осторожно сел. Голова гудела как пустой котёл после удара кувалдой. В палатке стоял предутренний серый сумрак, но все предметы вокруг были ясно видны. Какое-то крупное животное шло вдоль берега реки, шлёпая по мелкой воде и фыркая. Поравнявшись с палаткой Кирилла, зверь остановился и долго принюхивался, шумно втягивая носом воздух. Кирилл замер, стараясь дышать как можно тише. Животное, постояв некоторое время, двинулось дальше вдоль берега, уже почти бесшумно. Посидев ещё некоторое время, Кирилл упал на спальный мешок и заснул глубоким сном.
Проснувшись утром, он ощутил прилив бодрости. Давно забытое чувство оптимизма и душевного подъёма охватило его, он даже стал негромко напевать, запихивая в рюкзак свои вещи. Кирилл отметил, почему-то этому даже не удивившись, что в теле ощущалась прозрачность и лёгкость, а в некоторых местах тела словно образовалось что-то подобное вибрирующим пустотам.
Он ощущал себя почти невесомым, хотелось по-детски подпрыгивать и петь во весь голос, что он и сделал, затянув какую-то бравую песню, спускаясь к реке с котелком, чтобы набрать воды для чая. Маленький коричневоспинный кулик-перевозчик вспорхнул из-под ног и низко над водой перелетел через тёмную неширокую речку, делая короткие двойные взмахи крыльями и тонко посвистывая в полёте.
Наклонившись к реке, Кирилл вдруг увидел на прибрежном песке следы и застыл, поражённый: это были следы босых ног, очень похожие на человеческие. Но их размер! Он был, по меньшей мере, в два раза больше размера ноги человека! Не веря своим глазам, Кирилл вглядывался в следы, пытаясь хоть как-то объяснить их происхождение, как вдруг краем глаза увидел слева на воде большой тёмный предмет, плывший вниз по течению Еннгиды. Подняв голову, он несколько секунд смотрел на предмет, не в силах его идентифицировать. Наконец, словно фрагменты детской головоломки сложились в цельный образ. Это была небольшая чёрного цвета резиновая лодка с сидящими в ней двумя людьми, которые, держа в руках лёгкие вёсла, медленно гребли по течению, явно направляясь в сторону Кирилла.
Первой его мыслью было бросить котелок и скрыться в тайге, но рациональный ум инженера подсказал ему, что эти люди, скорее всего, местные охотники. Кирилл даже обрадовался возможности поговорить с ними и разузнать что-нибудь о своей цели. А если выдастся благоприятный момент, то и попросить перевезти его на противоположный берег маленькой речки, чтобы беспрепятственно продолжить свой путь в верховья Еннгиды.
Они высадились на прибрежной отмели и, раскатав зелёные бродовые сапоги, потащили лодку к Кириллу. Через четверть часа гости уже сидели у костра, пили крепко заваренный чай с сахаром и карамелью, которые вытащили из своих мешков.
— Так значит вы геологи? И что же вы ищете? — восторженно спрашивал Кирилл у старшего из них, невысокого жилистого мужичка лет пятидесяти, одетого в геологический костюм старого образца с эмблемой-нашивкой ромбической формы с надписью «Мингео СССР» на левом рукаве.
— Геологи это люди, которые ищут то, чего не теряли, — с улыбкой ответил он. Его нервное худое лицо излучало уверенность и силу, он был гладко выбрит, раздвоенный волевой подбородок и ровно подстриженные тонкие светлые усы щёточкой придавали загорелому лицу ковбойский вид. Это впечатление довершали широкополая, сделанная из тонкого светло-серого фетра шляпа, которую он носил надвинутой на лоб, и чёрный пистолет в кобуре, прицепленной к широкому офицерскому ремню.
— Для защиты от диких зверей и охраны секретных геологических материалов, — добавил он, заметив, что взгляд Кирилла «зацепился» за оружие.