— Да, я хотела сказать именно это, — она повернулась к засмеявшемуся тоже Кириллу. — Что тут смешного?
Видимо, поняв, что оговорилась, она улыбнулась:
— Ну да — я хотела сказать, что нам нужно идти туда и что-нибудь разузнать.
Небольшой дом с маленьким же садом располагался на окраине города, ниже по течению реки от того места, где мы видели чаек. В надежде узнать хоть что-нибудь, мы долго звонили в электрический звонок, прикреплённый к большим деревянным воротам. Наконец, одна створка ворот медленно, с пронзительным скрипом распахнулась, её открыла пожилая женщина, одетая по-домашнему. Услышав имя, которое мы назвали, она, не сказав ни слова, закрыла ворота, и мы услышали удаляющиеся вглубь двора шаги.
— Чего это она? — спросила Ника.
Через минуту шаги послышались снова, опять заскрипела створка открываемых ворот, и в образовавшемся проёме показалась знакомая фигура. Это был Чимеккей. Одет он был в серые подростковые шорты длиною до колен и потёртую тёмно-синюю футболку с короткими рукавами, не скрывавшую небольшого животика. На голове красовалась круглая спортивная шапочка.
— Здравствуйте, — сказал Кирилл и смущённо спрятался за спину Ивана.
Однако Чимеккей сам выглядел немного обескураженным и даже слегка, казалось, был сбит с толку.
— Как вы меня нашли? — спросил он в недоумении, но тут же спохватился и сделал приглашающий жест: — Здравствуйте. Проходите в дом.
В маленьком бревенчатом домике полным ходом шёл ремонт — полы были сняты, со стен сбита штукатурка, так что обнажилась решётчатая основа, из стен торчали обрывки проводов с белой изоляцией. Пожилая женщина, видимо, хозяйка дома, проводила нас в дальнюю комнату — единственную не затронутую ремонтными работами, где мы расселись возле небольшого круглого столика. Через минуту зашёл Чимеккей, уже успевший переодеться в светлые летние брюки и бежевую чистую рубашку. Волосы его были причёсаны и аккуратно уложены на косой пробор. Он присел на свободный стул, и почти в тот же момент в комнату вошла та же пожилая женщина и поставила на стол большое фарфоровое блюдо, на котором лежала остро пахнущая варёная баранья голова.
Чимеккей сказал весело:
— А я-то думал, почему мы решили сегодня голову барана сварить? Не каждый день такое угощение бывает. Чувствовали, наверное, что гости будут…
Я краем глаза увидел, что Ника расширившимися глазами глядела на стоящее перед нею блюдо, не понимая, видимо, как это можно есть. Чимеккей первым подал пример, острым ножом срезав небольшой кусок и передав нож Нике. Поколебавшись секунду, та решительным движением отрезала маленький кусочек, сунула его в рот и, почти не прожевав, проглотила. Вид у неё был такой несчастный, что я едва не расхохотался, однако, мгновенно осёкся, увидев, что она передаёт нож мне. Глаза её мстительно блестели. Осторожно отрезав тонкую пластинку мяса, я положил его в рот. Против ожиданий, вкус показался мне превосходным, видимо, его оценили также и Иван с Кириллом, без особых эмоций попробовавшие угощение. Пока мы передавали друг другу блюдо, Чимеккей рассказывал:
— Я, конечно, помню, что назначил вам время приезда, однако, сложилось так, что совершенно неотложные дела заставили меня уехать из Тувы, никого не предупредив.
Он внимательно оглядел нас, словно давая понять, что эти дела были и в самом деле экстренные, но, конечно, мы и не думали в этом сомневаться.
Он же продолжал:
— Я должен был находиться далеко отсюда ещё месяц, однако, на днях получил сообщение, что у меня умер брат…
— Мы вам очень соболезнуем, — сказал Кирилл.
— …Его уже похоронили. Без меня. Я приехал поздно. И никто, кроме двух-трёх самых близких мне людей, не знает, что я здесь. Я не то, чтобы скрываюсь, просто… — Он секунду подумал. — Просто людям пока не нужно знать, что я тут…
Он улыбнулся, ничем не выказывая своей печали по поводу смерти близкого человека.
— Да и живу я совсем в другом месте, а сюда пришёл только час назад — посмотреть, как идёт ремонт. И тут появляетесь вы. Наверно, это неспроста, а? Как думаете?
Мы сидели молча, не зная, что ответить. Чимеккей же ждал ответа, который, как видно, был почему-то для него важен. Пауза затянулась, и положение спасла хозяйка, которая принесла поднос со стоявшими на нём пятью чашками и чайником с заваренным чаем. Мы принялись пить чай с молоком и сахаром. Чтобы прервать молчание, Кирилл принялся рассказывать об увиденной нами чаячьей эскадрилье. Даже сам того не заметив, он увлёкся и в красках описал их согласованный полёт, о том, как Ника с таким мастерством кричала чайкой и подражала её движениям, что даже напугала прохожих на набережной, подумавших, что она сошла с ума.
— А нам даже чуть было не показалось, что у неё выросли крылья!
— И хвост! — добавил Иван, а Ника молча показала ему кулак и сказала мечтательно:
— Я так хотела лететь с ними! Так хотела! И мне даже было безразлично, видят меня или нет… — глаза её наполнились слезами, но она произнесла по-детски упрямо: — А я всё равно полечу когда-нибудь…