Тиё поникла, массируя лоб.
– Вы недооцениваете их. Я думала, что нахожусь здесь, чтобы вы могли обсуждать такие вещи со мной, а не принимать опрометчивые решения в одиночку. – Она осмелилась открыть глаза и смерила мою странную позу в кресле недовольным взглядом. – И разве богини так сидят?
Я вздохнула.
– Как я скучаю по тем дням, когда ты боялась меня.
Последней каплей для Тиё, когда я вернулась во дворец после победы над Айви, стало мое небрежно оброненное замечание о том, что я отпустила Тамамо-но Маэ. Тиё швырнула груду белья, которая была у нее в руках, на пол и распекла меня за полное отсутствие инстинкта самосохранения, а после упала на колени и взмолилась о прощении. Я лишь рассмеялась и велела ей встать, потому что ненавижу, когда меня умоляют. Теперь, узнав, что ее не казнят за одно лишнее слово, она будто перестала стесняться и стала высказывать все, что приходило ей в голову. Честно говоря, такой она нравилась мне больше.
Но насчет ёкая она ошибалась.
Тамамо-но Маэ была не воином, а обманщицей. Она не повела бы к моим дверям армию ёкаев, не стала бы стрелять в моих стражей и бросать в мой двор взрывчатку. Она захватывала власть, внушая другим любовь к себе и используя ее как щит. Она наверняка знала, что никогда не сможет отнять у меня Ёми, потому что ни я, ни Нивен больше ей не доверились бы.
Я вытащила из кимоно часы, взглянула на них и резко выпрямилась в кресле. Время почти пришло.
– Вы же знаете, что ваш брат меня уважает, – начала Тиё.
Я ухмыльнулась, потом встала и осторожно забрала у нее книгу.
– Только в лицо, Тиё.
– Я умерла уже давно, но почему-то постоянно чувствую себя так, будто вы снова и снова меня убиваете.
– Хорошего тебе вечера, Тиё! – бросила я, выходя из комнаты.
Она тяжело вздохнула и устало махнула рукой.
– Будьте осторожны.
Я остановилась только для того, чтобы закинуть книгу в свою комнату, а затем поспешила по коридорам во двор. К большому разочарованию Тиё, теперь все коридоры были ярко освещены свечами. Но отныне я делала это не для того, чтобы стереть из сознания лицо Идзанами, а потому, что так больше нравилось Нивену, и это было меньшим, что я могла для него сделать. Время от времени я по-прежнему видела в зеркале череп. Я была Смертью во веки веков, а такая сила не дается без сопровождения призраков.
В течение нескольких недель после бегства жнецов Нивен в основном оставался в своей комнате, окруженный лишь абсурдным и, вероятно, небезопасным количеством свечей. Я знала, что он скучает по ёкаю или, вернее, по той, кем он ее считал, но я не могла подобрать слов, которые утешили бы его, а бросаться пустыми банальностями я не любила. Поэтому, когда с момента нашей победы пошла третья неделя, я отправилась в Токио и подобрала на улице бездомную кошку. Вернувшись в Ёми, я ворвалась в комнату Нивена и посадила животное ему на колени.
– Что это? – спросил он, немедленно обхватывая его руками.
– Очевидно, кошка.
– И что она тут делает?
Я на мгновение запнулась.
– Ты больше не любишь кошек? – Возможно, я совершила ошибку. Кошки нравились Нивену больше десяти лет назад, но века во тьме, безусловно, могли это изменить.
Он моргнул.
– Ты ненавидишь кошек.
– Именно поэтому она сидит на твоих коленях, а не на моих.
Уголки его губ тронула легкая улыбка. Он погладил кошку, и та уткнулась носом ему в руку. Это была его первая улыбка за несколько недель, хотя длилась она всего мгновение.
Я проверила время, а затем направилась к дверям, жестом пригласив Нивена следовать за мной.
– Идем, – позвала я.
– Куда? – спросил он, хотя все равно поднялся на ноги и направился за мной.
– Время почти пришло.
– Для чего?
– Омагатоки.
Мы поднялись в мир живых перед самым закатом. С того первого раза прошло уже несколько месяцев, и это постепенно превратилось в нашу вечернюю традицию, даже несмотря на то что из-за смены сезонов солнце теперь садилось все раньше и раньше.
В этот раз Нивен уже ждал меня во дворе, стоял, скрестив руки.
– Ты опоздала, – заметил он, хватая меня за запястье и утягивая вперед. Нивен прекрасно знал двор и мог передвигаться по нему даже без фонаря. Он остановился, только когда его ноги погрузились в мягкую почву.
Я взяла его за руку и, крепко сжав ее, тащила нас сквозь землю и корни, воду и ил, пока мы не оказались в предвечерних тенях Идзумо. Солнце опускалось все ниже и постепенно розовело. Люди уже разбрелись по домам, затворив двери, и мир затих, приветствуя сумеречный час. Вода в океане будто застыла, и я задумалась: может, это дело рук Сусаноо, сидящего где-то в холодной глубине.
– Поторопись, мы все пропустим! – крикнул Нивен на бегу, лавируя между редкими прохожими. Я поспешила за ним. Мы вместе устремились к самому большому храму в Идзумо. У него была крыша с опорными балками, которые снизу напоминали ребра гигантского белого кита. Перед храмом висела тяжелая симэнава.
Нивен вскарабкался на перила сбоку, ухватился за край крыши и подтянулся. Мои тени свернулись в веревку, я обмотала ее вокруг руки и подтянулась на ней на наклонную крышу, где уже сидел Нивен. Он оседлал гребень, чтобы не соскользнуть.