Такое не может быть. Не может. Он в самом деле контужен, и у него начались галлюцинации. Он встал и, шатаясь, побрел по оврагу, зашел в воду, натыкаясь на камни и деревья. Галлюцинации. Кто-то звал его по имени. Вроде бы в самом деле. Должно быть, Иван. Ему он признается во всем. Пусть узнает, что я не тот, в кого он верит. Хорошо, что я отправил письмо. Все окончилось в первый же день. Наверху не переставая звучала победная песнь, лишь изредка раздавались выстрелы. Он едва нашел в себе силы подать голос, ответить Ивану. Горло сжимала судорога. Он упал на колени, ударившись головой о камень, сунул лицо в обжигающе-холодную воду и сделал несколько больших глотков. Рот был полон песка. Он выплевывал его. Вытирал рот звал Ивана.
— Где ты, Богдан?
— Здесь.
Иван не видел его, бежал на голос.
— Тебя сильно контузило?
— Нет, вовсе не контузило.
Иван обнял его, различив в темноте. Вырываясь из объятий, Богдан хрипел:
— Иван, я трус.
— Ничего. Лука Бог сказал, снаряд разорвался совсем рядом, и ты наглотался дыма, оттого тебя и вырвало. — Голос звучал радостью, растроганный Иван вытягивал руки, чтобы положить их на плечи Богдана.
— Откуда Лука Бог знает? — хрипел Богдан.
— Он сказал мне об этом. А я искал тебя, когда мы отбили окопы.
— Нет, Иван. Это неправда, Лука Бог не то рассказал. Я испугался и не сумел дойти до окопов… Вот и все.
— Не болтай глупости. У тебя сейчас в голове кутерьма.
Богдан умолк, насильно заставляя себя примириться со своей подлостью.
— Что тебе запомнится из первого боя, Богдан?
— Я не хочу ничего помнить. Я хочу снова начать войну. Но это невозможно.
— А для меня самым страшным были слова о женщинах во время передышки. Эта потребность беспредельно унизить противника, оскорбить его душу. И ревность Сретена. Солдата из моего взвода. Честь мужчины, месть мужчины. Может, я брежу, Богдан?
— Не знаю.
— А мы так верили, что мы братья. И шли воевать за то, чтобы воссоединиться. Ты слышишь, что там поют?
— Это дураки. Таких всюду хватает. Германофилы, предатели. Это не хорватский народ.
— А народ — солдат Сретен из моего взвода?
Где-то рядом кричал Лука Бог:
— Взводные, проверить наличие людей! Головой будете отвечать, если хоть одна душа смоется ночью.
Без вступления или приветствия командир Дунайской дивизии второй очереди полковник Милош Васич доложил по телефону генералу Мишичу:
— Сегодня вечером между семью и восемью часами противник штурмом взял Бачинац.
— И?..
— Я приказал перейти в контратаку. Да не с кем было контратаковать. Восьмой полк разбит. Здесь сплошной ужас.
Мишич отвернулся к стене, сник. Провалился план наступления. Опять его разбили на Бачинаце. Опять бьют. Дядя бил колом, братья прутьями, страшный баран швырнул его в кусты. Теперь Оскар Потиорек со своими хорватскими ротами. Братьями, с которыми мы должны воссоединиться. Несмотря на окопы и штыки.
— Что еще? — он повысил голос.
— Если мы будем так же неистово защищать эту позицию, моя дивизия через два дня окажется полностью уничтоженной. Таково мнение всех полковых командиров.
— Неужели у вас и у ваших командиров нет иного мнения о судьбе войск, которыми вы командуете?
— Наше мнение отражает подлинное положение вещей. Мой долг сказать вам правду.
— Ваш долг, полковник, и в беде сохранить веру. Именно вам, когда ее нет у других.
— Простите, господин генерал, но меня не нужно учить добродетели. Я решительно повторяю: мы стоим перед катастрофой. Она началась.
— Однако и в катастрофах, Васич, люди надеются уцелеть и выжить. Нам с вами дано право командовать людьми и требовать от них самопожертвования и мук только во имя того, чтобы весь наш народ не пережил то, что вы называете катастрофой. Только ради этого. Вы слышите меня, полковник?
— Господин генерал, я не могу постоянно выслушивать лекции о патриотизме, лишь подчиняясь субординации.
— А я не могу постоянно убеждать своих полковников в том, что они не унтер-офицеры. Что еще вам угодно мне сообщить?
— Если вы намерены что-либо предпринять, дайте нам свежие войска. И артиллерийские снаряды. Именно снаряды, генерал!
— Я вас понимаю, полковник. Но всех, кого в Сербии можно было призвать в армию и отправить на поле боя, мы отправили к вам вчера и позавчера.
— Мы получили невооруженных рекрутов. Без винтовок. Что мне с ними делать? Они еще больше дезорганизовали войска.
— Я дам вам немного винтовок. Остальные добывайте в бою. Студенты к вам прибыли?
— Прибыли. Это весьма трагично. Весьма.
— Такова их судьба и их долг. И пожалуйста, проверьте, чтобы ни одного из них не было при штабе. Погодите, а что будем делать с Бачинацем?
— Необходимо срочно оттянуться на главную оборонительную линию. Это, если хотите, мое глубочайшее убеждение.
— Если вы оттянетесь, что будет с Сувоборским гребнем, Васич? Развалится вся наша оборона.
— Наша оборона развалится завтра независимо от этого. Таково положение. Мы накануне разгрома.