Время собирать груши

Мы узнали это спустя годы, когда уже сам Жванецкий был звездой. Он сам об этом говорил. Дело в том, что, когда Михаил Михайлович писал для Райкина, никаких авторов не существовало, был только Райкин. Публика была абсолютно уверена, что это Райкин, что это его мысли, его репризы. И, конечно, когда Жванецкий разок-другой, когда его пригласили выступить в каком-то НИИ, увидел успех, который сопровождает его выступления, это стало наркотиком. А Райкин тут же взревновал и выгнал его.

Жванецкий рассказывал: «Аркадий Исаакович рассчитал меня, уволил, и я сижу у себя в ленинградской квартире, небритый, нечесаный, пью. И вдруг мне звонит директор театра и говорит: „Мишка, ты что делаешь?“ – „Да я не в форме“. – „Срочно приводи себя в порядок. Аркадию Исааковичу ты очень нужен“. И я в ледяной душ, я бреюсь, я примчался к Аркадию Исааковичу. Говорю: „Аркадий Исаакович, мне сказали, что я вам нужен“. – „Кто нужен?“ – „Мне сказали, что я вам нужен“. – „Мне нужен?“ Вот так».

Великие актеры бывают великими деспотами. Но Райкин имел на это право. Аркадий Исаакович был настолько бог, что он все подчинял исключительно собственным интересам.

А, кстати, знаете историю миниатюры «А вас?»

Когда Жванецкий принес номер «А вас», Аркадий Исаакович сказал: «Мне кажется, все затянуто, и действие буксует. Пусть молодые артисты попробуют разыграть эту слабенькую сценку». И на спектакле вышли Карцев с Ильченко и сыграли «А вас». Истерика в зале! А Аркадий Исаакович за кулисами в ярости. Как же так, такой успех – и мимо. И он сказал: «Неплохая миниатюра. Но мне кажется, не хватает мастера в этой сценке». И так появилась миниатюра на троих, где уже были и Аркадий Исаакович, и Карцев, и Ильченко.

Михаил Задорнов

Мы познакомились с Задорновым давно, еще во времена моей учебы в институте – это середина 80-х годов. Я тогда активно выступал в художественной самодеятельности, а Михаил уже был довольно популярным автором-исполнителем. И вот он принес мне пачку своих произведений и разрешил их исполнять. С чем-то я даже выступил, но лишь во времена самодеятельности; став самостоятельным артистом, я, конечно, выходил на сцену только с собственными номерами. Однако с Задорновым мы с тех пор очень тепло общались.

Михаил Задорнов был культовым человеком перестройки и допустимой сатиры, который научил россиян чувству свободы.

Люди охотно ходили на концерты Задорнова и слушали его смелые сатирические произведения на аудиокассетах. Во времена СССР это называлось «гласностью», и таким образом Михаилу удалось осуществить прорыв в советском обществе в плане раскрепощения людей.

Во времена перестройки он осуществил серьезнейший прорыв в плане поднятия планки дозволенного в сатире.

На мой взгляд, прорыв Задорнов совершил в ту горбачевскую эпоху, когда еще не было свободы слова, но уже была гласность. Тогда многие табу рушились буквально на глазах, и вот по смелости реприз Задорнов был лидером перестроечной сатиры. Благодаря его выступлениям происходило раскрепощение аудитории: люди в зале хохотали над некогда крамольными темами – и это делало их счастливыми, они понимали, что являются бóльшим, чем сами о себе думали.

По сути, еще в 80-е годы прошлого века Задорнов прославился как представитель того жанра, который потом назвали стендап-комедия (stand-up comedy), и он стал одним из его родоначальников у нас в стране. Помните его монолог «Два девятых вагона»? Это про то, как к составу присоединили два девятых вагона, а все пассажиры, будучи нормальными людьми, поняли, что девятый вагон – это тот, который сразу после восьмого, а не тот, который перед десятым. Поэтому все дружно сели в первый девятый вагон. А очень удивленная проводница второго девятого вагона, в который не сел ни один человек, когда поезд тронулся, пошла к бригадиру поезда и сказала: «Мой вагон пустой». Далее в монологе все было очень смешно, и это оттуда пошла замечательная фраза: «Бригадир понимает, что он чего-то не понимает, но чего он не понимает, он еще не понимает».

Монолог «Два девятых вагона» – это, наверное, была отправная точка в народной симпатии, а потом и любви к Михаилу Задорнову. Следующий пик пришелся уже на перестроечное время, когда проходили первые зарубежные гастроли Задорнова для русскоязычной публики, живущей в Израиле и Америке. Его первая реакция была восторженная, что вообще было свойственно многим советским людям, поскольку долго был «железный занавес» и заграничная жизнь представлялась нам в фантазийном свете. Когда Задорнов съездил в свои первые зарубежные поездки, он их описывал с точки зрения ментальности советского человека, который сталкивается с очень необычными, в том числе техническими сложностями западной жизни, и они приводят его в ступор, в какой-то детский восторг.