– Вот-вот, – заметил я, – иногда статья в газете наносит больше ущерба противнику, чем удачно проведенная боевая операция. А помните, как американский газетный магнат Вильям Рэндольф Херст готовил с помощью своей прессы войну САСШ с Испанией? В 1898 году он направил на Кубу, где испанские войска сражались с повстанцами, художника Фредерика Ремингтона. Тот должен быть сделать рисунки на тему «зверств испанской военщины». Но Ремингтон обнаружил, что на Кубе все спокойно и кровопролитием не пахнет. Он телеграфировал Херсту: «Все спокойно. Ничего страшного не происходит. Войны не будет. Хотел бы вернуться». Херст послал ответ: «Пожалуйста, останьтесь. Обеспечьте иллюстрации. Войну обеспечу я». И обеспечил…
– Я слышал об этой истории, – задумчиво сказал Чичерин, – и вы, пожалуй, правы. Информация – великая сила… Только позвольте задать вам вопрос, Александр Васильевич: кто возглавит это новое информационное агентство?
– А вот товарищу Тамбовцеву мы и поручим это дело, – с улыбкой сказал Сталин. – Как это говорится – «инициатива наказуема ее исполнением»? Товарищи, кто за то, чтобы товарищ Тамбовцев стал главой ИТАР, в ранге, равном наркомовскому?
Наркомы, хитро улыбаясь, дружно подняли руки.
«Влип, – подумал я, – правильно говорят, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным…» Но деваться было некуда…
– Товарищи, благодарю вас за доверие, – сказал я, – постараюсь его оправдать. Сегодня же начну собирать команду и начну налаживать работу ИТАР. Хочу обратить еще особое внимание на один вид искусства, который в наше время тоже стал огромной силой. Речь о кино. Хроника, тем более снятая с использованием наших технологий, может произвести огромный эффект. Надо организовать сеть передвижных киноустановок, чтобы кинохронику могли увидеть люди малограмотные, и даже в самых медвежьих углах.
– Надеюсь, в самое ближайшее время вы, Александр Васильевич, грамотно организуете информационную поддержку грядущих боевых действий против германцев, – сказал Сталин. – Надо, чтобы информация с поля боя, и особенно кинохроника, стала достоянием всех граждан новой России. И не только России…
Чичерин, Луначарский и Дзержинский согласно закивали головами…
Вот так я попал в нынешнюю номенклатурную команду. Что ж, будем и дальше делать карьеру в сталинском правительстве…
Поезд, везущий в Петроград царское семейство, стал притормаживать на подходе к товарной станции Екатеринбург-II.
«Романовы – не велики баре…» – решил комиссар Панкратов. Поменять паровоз, осмотреть состав и набрать кипятка можно и здесь. Зато никакой праздной публики и ненужного внимания к людям, которых старый народоволец ненавидел до глубины души, считая причиной всех своих бед. Кроме того, в Екатеринбургском Совете, как и во всяком крупном промышленном центре, социал-демократы были разные. От меньшевиков-«вегетарианцев» до ультралевых большевиков, которые ненавидели Романовых сильнее, чем эсеры. Товарищу Панкратову совсем не улыбалось вступать с ними в соревнование за право расстрелять бывшего Хозяина Земли Русской и его семейство в придачу. Лично он считал, что делать это следует лишь после того, как на открытом судебном процессе будут преданы огласке все кровавые преступления царизма. А там уже народ вынесет бывшему царю и его близким свой суровый приговор. И вот тогда можно будет их повесить, как Александр III вешал народовольцев. Или расстрелять, как расстреливали восставших крестьян царские военно-полевые суды во времена Столыпина. Или стоит вернуться к библейскому методу казни – побиванию камнями…
Несмотря на поздний час, Романовское семейство не спало. Когда поезд, лязгнув вагонными буферами, остановился на станции Екатеринбург-II, и от состава отцепили паровоз, Аликс и Ники перешли в ту половину вагона, где перегородки между купе были сломаны, образуя помещение, как бы в насмешку именуемое «салон-вагоном». Но зато тут висело несколько икон, и бывшие монархи, опустившись на колени, стали творить молитву, опасаясь, что настал их последний час. К ним присоединились их дочери. Алексей, уже привыкший к тому, что смерть ходит за ним по пятам, почти беззвучно шевелил губами в сторонке, повторяя про себя слова молитвы.
Никому ничего не надо было говорить. Предчувствие ужасного конца преследовало семейство с того самого дня, как им объявили об отправке в Петроград. Сначала плавание на пароходе по готовой остановиться реке (причем комиссар Панкратов все время повторял им, что если река встанет, он расстреляет их прямо здесь). Потом посадка на поезд в Тюмени. Железная дорога выделила для перевозки Романовых самые старые и разбитые вагоны. Было удивительно, что они еще не развалились.
Потом тринадцать часов в пути, под стук колес и скрип жалующихся на свой почтенный возраст конструкций. Девицы не могли спать, поскольку боялись, что их убьют во сне. Даже самая младшая, самая веселая и жизнерадостная из сестер – Анастасия – стала какой-то замкнутой и испуганной.