Спустя сто лет Папа Римский собрал под своей властью большую часть западных церквей. Он стремился подчинить себе королей и отчаянно бился за то, чтобы даже в Германии лишить власти монарха. Между 980 и 1130 годами две мощные тенденции — та, которая в западных областях влекла за собой упадок королевской власти, и другая, затрагивавшая весь латинский христианский мир, способствовавшая реформе Церкви и направленная на то, чтобы передать auctoritas[52] духовенству и объединить его вокруг Папского Престола, — обе эти тенденции слились, чтобы вырвать власть из рук королей. Это положило начало возникновению пропасти, которая в истории западноевропейского искусства в период между царствованием Генриха I и восшествием на престол французского короля Людовика Святого прервала традицию великих художественных начинаний, инициатором которых был монарх. Упадок монархий повернул вспять королевскую эстетику прежде всего в той части Европы, где в 980 году королевская власть прекратила свое реальное существование, — в южных провинциях, где образовательные центры были не так крупны или же предлагали образование, следовавшее другим культурным ориентирам. В результате в южных провинциях свободно распространялись образцы культуры, которые нес живой и по-прежнему плодотворный родник римского наследия.
В Провансе, Аквитании, Тоскане исчезавшая королевская власть уступала место еще одному, иному лику Рима. Это был не тот Рим, который поразил Карла Великого и покорил Отгона III и Аббона Флерийского, Рим с прекрасными, но застывшими чертами, лишенный жизни художниками, пытавшимися возродить его, изящный и мертвый, как стихи Вергилия, классический Рим. Нет, то был живой Рим, сохранивший в этой части Западной Европы все, что могло еще сосуществовать с современностью. Посреди уцелевших храмов и амфитеатров, в поселениях, где сохранились привычки городской жизни, римская традиция никогда не умирала. Она была жива, она изменилась и обогатилась всем, что принесло в нее христианство Византии, коптов и мосарабов[53]. Отступление королевской власти, увядание культурных моделей, насильственно воскрешенных некогда волей императоров, уничтожило преграды на пути новых художественных форм, отпочковавшихся в XI веке от старого латинского корня. Те же живительные соки, которые питали победное шествие феодализма, помогли им вырваться на свободу и позволили плодоносить. Классическим традициям монархической школы противостояло все наследие Рима, которое не было засушено в библиотеках и сокровищницах, а продолжало каждый день питать живую культуру. Так же и королевскому искусству противостояло то, что было римским искусством в истинном смысле слова, искусством, которое по прошествии 1000 года расцвело вместе с новой весной мира.
2