Время соборов

Перед лицом Бога и в глазах Его слуг — духовенства IX века — все люди образуют единый народ. Безусловно, они отличаются друг от друга национальностью, социальным положением, полом, происхождением и родом занятий. Однако, как писал во времена Людовика Благочестивого лионский архиепископ Агобард, «все они желают быть под властью монарха». Следуя за королем, одновременно выполняющим функции священника и полководца, держащим в своих руках власть над преходящим миром и несущим за всех ответственность перед сверхъестественными силами, люди, объединившись, шествуют к свету. В действительности же общество было разделено. Преграды существовали между клириками и монахами, мирянами и духовенством и, что было одной из главных черт этого рабовладельческого общества, свободными и теми, кого воспринимали как рабочий скот. В период раннего Средневековья элитарный круг руководителей Церкви, единственно способных оперировать отвлеченными понятиями, представлял себе народ Божий как некое целое, и это господствующее надо всем представление о всеобщем единстве, опиравшееся на институт королевской власти, было тесно связано с другим основополагающим понятием — об устойчивости общественного устройства. Латинское слово ordo выражало незыблемость социальных групп, каждая из которых своим собственным путем идет к спасению и воскресению из мертвых. Бог указал каждому человеку его место, положение, которое наделяет его некоторыми правами и предписывает играть определенную роль в непрекращающемся строительстве Царства Божия. Никто не должен пытаться занять другое положение. Любая попытка изменения была бы святотатством. Король в день коронации формально обещал каждой социальной группе сохранение ее исконных привилегий. Действительно, крайне примитивно организованный мир IX века мог показаться неподвижным, ограниченным круговоротом деревенской жизни, постоянно повторяющимся циклом сельских работ, где время описывает круг, подобный тому, который светила проходят на небе. Никто в этом мире не мог питать надежду настолько разбогатеть, чтобы подняться над своим положением и попасть в высшие слои земной иерархии. Все сильные мира сего были наследниками своих родов, их богатство и власть пришли к ним из глубины веков, передавались из поколения в поколение от прародителей. Также и бедняки трудились на том же клочке земли, которую поливали потом их предки. Изменение этого порядка казалось чем-то невероятным, потрясением основ. Бог, как короли и император, находился в центре вселенной, будучи Владыкой всего незыблемого.

На самом деле мир менялся — неуловимо, в едва заметно увеличивающемся темпе. С приближением 1000 года в наиболее развитых областях Западной Европы, в первую очередь во Французском королевстве, начали яснее очерчиваться новые социальные структуры. Новым в XI веке были глубокие изменения, затронувшие все стороны цивилизации, в особенности способ распределения власти и богатств, восприятие отношений человека с Богом и, следовательно, механизмы художественного творчества. Нельзя понять причины зарождения романского искусства, его особые черты, не упоминая об этих изменениях или, говоря иначе, о возникновении того, что мы называем феодализмом.

Движущей силой преобразований была не экономика, развивавшаяся крайне медленно и не способная вызвать никаких серьезных перемен. Причину следует искать в политической жизни — во все возраставшем бессилии королей. Единство власти в руках великих представителей династии Каролингов может показаться поистине фантастическим. Как эти предводители вооруженных толп сумели удержать под своим владычеством огромное по площади государство, мощное и неприступное, каким была империя 800 года? Как им удавалось царствовать одновременно над Фрисландией и Фриулем, на берегах Эльбы и в Барселоне, действительно подчинить себе все эти провинции, где не было ни дорог, ни городов, где редко можно было увидеть даже лошадь, а королевские гонцы ходили пешком? Их могущество опиралось на непрерывные войны, на постоянное стремление к завоеванию. Предки Карла Великого пришли из Австразии[54] во главе небольшого отряда, состоявшего из родственников, друзей и верных слуг, которые следовали за ними и подчинялись, потому что предводители побеждали в сражениях, а после каждой битвы делили добычу и с радостью отдавали захваченные области на разграбление своим воинам. Каролингам удалось сохранить своих первых преданных слуг, их сыновей и племянников, привязать их к себе узами брака, родства и вассальной верности. Каждую весну с появлением первой травы, как только можно было выступить в конный поход, правители собирали вокруг себя друзей — графов, епископов, настоятелей крупных монастырей. Это было началом большого ежегодного празднества разрушения, убийства, насилия и грабежа. Король во главе веселых спутников снова отправлялся навстречу военным утехам.