Время Сомнамбул (СИ)

Как обычно прилетевшие в полдень вертолёты, зависли над заваленным трупами церковным двором, убедившись, что провизию скидывать некому, долго кружили над городом. Сделанные с них снимки легли на стол губернатора. Помимо бродивших, сидевших, лежавших повсюду сомнамбул, которые после вспышки разрушительных действий постепенно впадали в привычную апатию, они засвидетельствовали случаи каннибализма. А почему нет? После выброса подавляемой агрессии, расторможенное подсознание сомнамбул продолжило выплёскивать глубоко коренившиеся желания, пробуждая первобытные инстинкты. Так пришёл черёд ещё одной похороненной в недрах подсознания, склонности гомо сапиенса. А что удивительного? Для хищника, а кто рискнёт оспаривать, что человек - хищник, мясо всегда мясо, а жертвой может стать любой. Такова природа, тут уж ничего не попишешь. На стадии эмбриона человечество прошло через каннибализм, и, вероятно, наша внутривидовая борьба, стыдливо называемая конкуренцией, наша война за место под солнцем, вполне допустимая и поощряемая, считающаяся даже двигателем прогресса, этот наш цивилизованный "каннибализм" является всего лишь отголоском того древнего, в котором отсутствовало лицемерие кавычек. Быть может, тот первичный каннибализм, как раз и заставил избегать друг друга, приведя к заселению материков? Глубоко засевший в нас, он рождает желание остаться в одиночестве, получив неприятное известие, одному пережить удар судьбы. Недоверие, страх, ужас, которые вызывают другой, особенно в минуту слабости, - оттуда. Да и так ли далеко мы ушли? Пожирать ближнего, пожирать фигурально или буквально - с философской точки зрения разница невелика. А какой спрос с лунатиков? Вместе с помрачением сознания, тонкий слой которого скрыла чёрная пелена, в первозданной чистоте вернулось и наспех прикрытое цивилизацией зверство. Очевидно всё так и обстоит, даже сомневаться не приходиться. И всё же каннибализм стал последней каплей. Просмотрев фото ещё раз, губернатор распорядился прекратить снабжение города. Людей в городе не осталось, а разводить звероферму не имело смысла. Чем быстрее хищники уничтожат друг друга, тем лучше. И всё к этому шло. Грязь, разложение и нечистоты, должны были привести к эпидемии дизентерии. Немытые, завшивевшие сомнамбулы вскоре падут жертвой какой-нибудь инфекции, которая быстро сведёт их в могилу, очистив, наконец, город. Но лунатиков, как диких животных, ничего не брало. Им отключили электричество. Оно им было не нужно. Вместо воды из крана они пили из грязных луж. На футбольных площадках, где раньше гоняли мяч, дети-сомнамбулы сидели на корточках, каменными истуканами, засунув в рот грязный палец. Они сосали его во сне, как младенцы, спящие с широко открытыми, словно при базедовой болезни, глазами, и, только время от времени повторяя какое-нибудь односложное междометье, вроде "ням-ням" или "кляк-кляк". Всё это производило жуткое впечатление. Разведывательный вертолёт ежедневно кружил над городом, доставляя губернатору всё новые снимки. Один был мерзостнее другого. Мало того, что процветал каннибализм, мало того, что город тонул в экскрементах - сомнамбулы испражнялись, где попало, - так среди них ещё восторжествовала грубая сила. Болезнь не притупила сексуального влечения, если только не наоборот, как это бывает во многих случаях врождённого идиотизма, усилило его, и женщин насиловали прямо на улицах. Совокуплялись с животной страстью, посреди грязи, объедков и гнившего человеческого мяса. Женщины, которые лучше назвать самками, впрочем, не сопротивлялись, молча принимая свою долю, как коровы, подпустившие быка. Они отдавались покорно, но всё равно получали потом побои от озверевших партнёров. Кричала и вырывалась только одна - воспитательница детского сада, которую обошёл стороной вирус, уготовив ей другую ужасную судьбу. Подняв голову к небу, она громко умоляла лётчика, наблюдавшего всю сцену, о помощи. Но спускаться у того не было приказа, да и откуда ему было знать, что она не одна из сомнамбул? Отсутствие у неё болезни делало её сильнее, её реакции были быстрее, а движения резче, чем у лунатиков. Но их было несколько. И всё равно она отбивалась, пока мордатый сторож не ударил её сзади палкой. Она захрипела и затихла. Лётчик не смог сделать снимок. Вместо этого он выпустил пулемётную очередь, прибавив в городе несколько мертвецов. Сообщать об этом он, конечно, не собирался. Подумаешь, сомнамбулы, ими больше никто не интересовался. Вертолёт быстро лёг набок, и, тарахтя, понёсся из ада. А оставшиеся в нём грешники продолжали участвовать в кошмарах. Дошло до того, что стали убивать детей. Они были хуже дикарей. Хуже львов, которые пожирают котят от других самцов. У тех жестокость оправдывается продолжением своего рода, а здесь всё было бессмысленно. Убивали ради убийства. Просто так. Как маньяки в фильме ужасов. Лагерный охранник, тот самый, пристреливший заболевших собак, натыкаясь на ребёнка, перерезал ему горло кухонным ножом.

- Что ты делаешь, сука! - заорал лётчик в зависшем над ним вертолёте.