Время Сомнамбул (СИ)

Не без ведома губернатора весть о случившемся в маленьком заполярном городе достигла, наконец, столицы, просочившись в центральную прессу. Широкой публике преподнесено всё было, естественно, иначе, в торжествующем ключе: усилиями врачей и местных властей (в столице не различали губернатора и мэра, издалека они оба выглядели местной администрацией, поэтому заслуги их оценили в равных долях), одержана победа - пусть до какой-то степени и пиррова, но кто об этом расскажет? - над неизученным пока и, вероятно, достаточно серьёзным - газетчики, не сговариваясь, всюду вставляли смягчающие словца, - инфекционным заболеванием. Да, на сегодняшний день болезнь совершенно искоренена, так что поводов для беспокойства ни малейших. И в конце концов, они были правы, всё же, действительно, закончилось хорошо, а тревожить лишний раз население, у которого и без того хватает забот, не к чему. Щекотать нервы - одно, а рассказывать о грозившей опасности совсем другое. Задним числом, правда, стали раздаваться возмущённые голоса, требовавшие расследовать, почему была допущена эпидемия, и кто виноват в том, что общественность поставили в известность так поздно. Не без расчёта на сенсацию в одном из столичных изданий появилась статья с претенциозным названием "Круг полярного ада", в которой, более или менее правдиво, описывалось произошедшее за полярным кругом и ставились вопросы об ответственности. Кто должен понести её? А, действительно, кто? Надежды, что статья наделает шума, не оправдались: победителей не судят, и настырным журналистам даже не пришлось затыкать рты, их негодование, как говорили многие, показное, проистекающее из желания прослыть новыми Катонами, попросту утонуло в общем хоре победных реляций. Преданное публичной огласке, дело получило широкий резонанс, приобрело даже политическую окраску. На врачей и следователей, участвовавших в комиссии, которая закончилась введением карантина, на солдат, стоявших в кордоне и, можно сказать, своей грудью, прикрывавших страну, да что там, весь мир, от грозного заболевания, на командовавшего ими полковника и на губернскую администрацию посыпались награды; из национального бюджета, как из рога изобилия, на город пролился золотой дождь щедрых субсидий. Со всех концов приходили также добровольные пожертвования, каждый считал своим долгом протянуть руку помощи: а как иначе, пострадали соотечественники, живущие, можно сказать, бок о бок; к счастью, зачем лицемерить, конечно, к счастью, это тяжёлое испытание, которое они выдержали с честью, выпало только на их долю, а не поразило всю страну, но на их месте мог оказаться любой, поэтому выслать деньги - самое малое, что можно для них сделать, тем более впереди их ждала полярная ночь. Из столицы прислали нового учителя, духовная академия, чтобы не пустовало святое место, направила в бревенчатый храм другого священника, молодого, искреннего и энергичного, благодаря своей слепой вере, а вместо врача, который решил не возвращаться в город, приехал новоиспечённый выпускник медицинского института. Жизнь должна продолжаться. Образование, здравоохранение, церковь - без них нет цивилизации, и можно быстро опуститься до скотского уровня. А что знали прибывшие? Да, была эпидемия какой-то странной болезни, но всё обошлось, как говориться, было и прошло, и теперь их назначили в обычный город. Да, город, как город, ничем не отличавшийся от сотен других, в котором скоро изберут мэра, вероятно из тех, кто перенёс сомнамбулизм, так скорее всего и будет, потому что на этом месте захотят увидеть своего, на долю которого выпали те же испытания, и в своей первой речи, обращаясь к горожанам, он скажет что-нибудь в том духе, что ситуация была аховая, да, чего греха таить, дело было просто дрянь, прямо сказать, хуже не придумаешь, но теперь, слава богу, всё позади, и можно смело заглядывать в будущее. Наполняющий его речь пафос будет обречён на восторженное одобрение - надо, конечно, вспоминать тех, кого унесла болезнь, на которую всё списывалось, а как иначе, не по собственной же воле совершались неблаговидные поступки (так стыдливо станут называть жители свои подвиги), но чересчур убиваться не стоит, что же теперь делать, всякое бывает. "Это контрпродуктивно, - пустит в обиход словцо новый городской глава, и его, отразившее всеобщее настроение мгновенно подхватят. При малейшем намёке на прошлое, горожане будут повторять, как заклинание: - Зачем его ворошить, это контрпродуктивно". К правительственным подачкам перенесшие сомнамбулизм, к их чести, отнеслись в подавляющем большинстве равнодушно, хотя нашлись и те, кто обрадовался открывавшейся возможности, получив компенсацию, навсегда уехать из города. Но в основном решали жить по-прежнему, никуда не перебираясь. Чёрная страница их истории, была перевёрнута, и, демонстрируя неистребимость человеческого рода, горожане снова забылись в житейских заботах, радовались прибавке к зарплате, венчались, рожали детей. Урок не пошёл им на пользу. Да никто и не воспринял случившееся как урок. Они не усвоили, что нечто подобное может повториться в любое мгновенье, да, в любой момент они могут стать жертвой катастрофы, которая, быть может, уже надвигается тихо и незаметно, пока не обнаруживая себя. А когда она разразится, станет уже поздно. И всё что им остаётся, это беречь наш хрупкий, непредсказуемый мир, то есть любить друг друга. Этого горожане не прочувствовали. И только Сашок Неклясов, нетвёрдой походкой возвращаясь из пивной, перебирал руками занозистые доски иссечённого ветром лагерного забора и, топча вырытые около него могилы, лишённые опознавательных знаков и утрамбованные ещё во времена сомнамбул, повторял с пьяными слезами: "Что же мы наделали, боже, что мы наделали..." Но его слышали только волны бившегося о берег океана.