Время сомнамбул

Против таких возражений мэр оказался бессилен. Тем более, что сомнамбулы, как и в лагере, не связывали получение пищи с предъявляемыми им требованиями. За исключением священника, который в своем церковном приюте придерживался режима, от всяких экспериментов с лунатиками отказались. Нужно было иметь ангельское терпение, чтобы возиться с ними, тем более что многие сомнамбулы, как старики, становились капризными и упрямыми. Другие, наоборот, добродушно улыбались и были сговорчивы. Вирус, как приобретенное в старости слабоумие, шаржировал черты личности. Он бил в обе стороны, заостряя врожденные качества, как у сомнамбул, так и у тех, кто за ними ухаживал. Некоторые лунатики по непонятным причинам отказывались от еды — таких приходилось кормить насильно. Их привязывали к койкам, зажав голову, открывали рот и, просунув жидкую пищу, заставляли глотать. Случалось, они вырывались, прятались в темных чуланах, где умирали от истощения. С прежними промыслами — разведением оленей, добычей рыбы и пушного зверя, конечно, ничего не вышло. Мэр ошибся, и переработка выловленной рыбы, даже если бы и было, кому ее ловить, оказалась для лунатиков непосильной задачей. Ошибся он и в губернаторе. На свете нет прирожденных злодеев — всему виной сложившиеся обстоятельства. В воздухе над центральной площадью по-прежнему зависали вертолеты, только теперь они не приземлялись, а открыв люки, сбрасывали, как бомбы, брезентовые тюки. Снабжение города продолжалось, позволяя ему выживать, хотя по большому счету это была попытка гальванизировать труп. Продуктов было мало, но при честном распределении хватало на всех. С безоговорочного согласия граждан этим заведовал священник. Оскорбительное, можно сказать, бессердечное отношение летчиков, не глушивших моторы, а выбрасывавших продукты, будто кости собакам, было связано не только со страхом заражения, хотя он, понятно, тоже присутствовал, но и с тем, что в приземлившийся вертолет раз пальнули из винтовки. Разбив стекло, пуля просвистела у виска летчика, только чудом никого не задев. Среди лунатиков было много солдат, присланных для охраны лагеря с Большой земли, у которых сохранилось оружие. Стрелявший был одним из них. Солдат тут же разоружили. Они не сопротивлялись, ухватив за приклад, протягивали винтовки с отвисшими ремнями, как палки, дулом вперед. Только пальнувший по вертолету, засев в заброшенном доме с разбитыми стеклами, отстреливался до последнего патрона. А его, сунув дуло в рот, выпустил в себя. Молодой парень, едва призвавшийся в армию из глухой деревни, и вот нате, его сразу пригнали на край земли. Что он увидел в своем сне? Розовые зори у тихой речки, которые встречал с удочкой множество раз? Или свою тайную любовь, деревенскую красотку, с которой не целовался ни разу? Солдата похоронили в чужой земле, в городе, куда его случайно забросила судьба, без всяких почестей, без родных, наспех вырыв глубокую, как велело ставшее уже бесполезным предписание, могилу.

Дни проходили похожими друг на друга, как длинный-предлинный сон. По утрам сомнамбул таскали, как заводные игрушки, по местам их прежней работы, втайне рассчитывая занять их, удерживая таким образом под контролем, — потом, дождавшись вечера, свозили их в несколько наспех оборудованных ангаров с расставленными вдоль стен койками и там запирали на ключ. Тогда от лунатиков можно было отдохнуть. Из вечера в вечер, благо электричество не отключили, они, развалившись на койках или садясь полукругом напротив экрана, смешивали свои грезы с телевизионными, припадая к новостной ленте, которая на самом деле никакая не новостная, одно название, а всегда одна и та же, потому что в ней меняются лишь имена, а события вечно сводятся к тому, кто с кем, против кого и за сколько; разве это и есть происходящее? разве оно что-то объясняет? разве предсказывает? нет, вся эта подборка — от картинок до слов — весь этот сценарий, тьфу, его и сценарием-то назвать язык не поворачивается, ровным счетом ничего не означает, так, очередной сон для сомнамбул, да, это вполне оказалось им по зубам.

С лунатиками можно было делать все, что угодно. Они были, как горшки с цветами, которые приживались на любом подоконнике. И их переставляли с место на место. Однако предложенное мэром городское устройство, отдаленно напоминавшее прежнее, к которому все привыкли и которое он возглавлял, оказалось очевидной утопией и продержалось, как насморк, семь дней. Первым взбунтовался «вродетогошный» водитель.