Время сомнамбул

— С какой стати я должен на этих, вроде того, корячиться? — мял он в руках бейсболку. — Они бы еще неизвестно, ухаживали бы за мной. Да поменяйся мы, вроде того, местами, вряд ли. — Он махнул рукой сверху вниз, будто отрубил голову курице. — И продуктами делиться зачем? Они же, вроде того, все равно уже не люди, животные, чего их кормить? Вот скотину кормят на убой, собака дом сторожит, а эти? Какой от них прок? — Он разошелся, забыв на время даже свое паразитическое слово, будто раньше, притворяясь, умышленно за него прятался. — Им же лучше больше не мучиться, и других избавят. Ясное же дело, они не поправятся, кто выжил, тот выжил, а остальные пусть сами как хотят.

Сидели в единственном оставшемся кафе, и его владелец, вытирая за стойкой вымытые бокалы, изучающе посмотрел на водителя. Тот, раскрасневшись, уткнулся в тарелку.

— А ведь он прав, — неожиданно поддержал его учитель, обращаясь к священнику. — Талмуд, к примеру, предписывает не делить в пустыне бутылку воды, если на всех ее не хватит, а выпить самому. Пусть лучше один спасется, чем все погибнут. Рационально, черт возьми! — В уголках глаз у него собрались морщинки, но взгляд оставался серьезным, так что было неясно, шутит он или нет. — А евреи-то совсем не дураки, раз всему миру бога дали.

Священник на мгновенье оторопел.

— Вы это серьезно?

— Про бога? Конечно. А разве не так? С другой стороны, откуда знать, хватит на всех бутылки или нет, может, пустыня-то вот-вот кончится. Чистая софистика получается.

— Эх, — облегченно вздохнул священник, — вам бы только трезвонить. Уж кажется, через такое прошли, а все не меняетесь. — Он повернулся к водителю. — Нельзя быть таким жестоким.

Водитель поднял глаза.

— Это я жестокий? Да я с утра до ночи горбачусь, пока эти во сне прохлаждаются. Я что ли виноват в их болезни? А получается, лучше бы я вирус цапнул — отдыхай себе целыми днями! — Он деланно расхохотался. — Это жизнь, святой отец, жестокая, не я. Вон солдаты в тундре половину города положили, и ничего — добренькие, все с рук сошло. Короче, как хотите, а я выхожу из игры.

— Я тоже, — поднялся провизор, разглаживая волосы «на пробор». — Не вижу никакого смысла во всем этом участвовать. Не жизнеспособная система, глупая.

— И я, — раздался в углу голос полицейского. — Не до лунатиков, все погибнем, неизвестно, кто вперед.

— Вот именно! — снова вставил водитель. — Сами к могиле идем, а еще их на себе тащить.

— Но мы без вас не справимся, — с отчаянием сказал священник. — В приюте и так рук не хватает.

— Тогда будьте человеком, вроде того, — убежденно рубанул воздух водитель, к которому вернулось слово-паразит, — кончайте благотворительность.

Он с ненавистью посмотрел на священника, готовый, казалось, запустить в него бейсболку.

— И детский сад — одно название, — вздохнула грузная воспитательница. — Просто курам на смех, эти дауны с утра до вечера сидят по углам, как примороженные, с ними не поиграешь, не поговоришь. В конце концов, я же обычная нянька, а не врач-дефектолог.

Стало слышно, как вытирает бокалы владелец кафе. Молчавший до сих пор мэр тяжело поднялся.

— Раз к этому пришло, я слагаю с себя полномочия. Пусть будет что будет, я же не могу вас заставлять.

Упрямо сжав кулаки, он вышел первым. За ним стали расходиться остальные. Последним, не прощаясь, кафе покинул учитель. Хозяин, с полотенцем наперевес, закрыв за ним дверь, подумал, что теперь ее можно заколотить.

Заявляя, что не может никого заставлять, мэр лукавил. На руках у него оставался сильный козырь — продукты, которые ежедневно доставляли вертолеты. Это все понимали. И мало кто готов был мириться с таким положением. Таким образом, грозила разразиться война. С древнейшим из мотивов — за пищу. Уже на другой день после собрания в кафе, положившего конец власти городского главы, на центральную площадь явились почти все остававшиеся здоровыми.

— Надо бы, вроде того, каждому выдать его долю, — дожидаясь вертолетов, твердо заявил водитель.

— Разделим по-честному, — поддержал провизор.

— На аптекарских весах? — подковырнул его учитель. — А духовные весы священника больше не устраивают?

— Ой, только не надо иронизировать, прошли те времена. Что же касается святого отца… — провизор на мгновенье замялся. — Нет, не устраивает, он же возится с лунатиками, а мы их больше кормить не намерены. — Он смело заговорил от лица всех. «Кто мы?» — хотел было перебить учитель, но, увидев угрюмые сосредоточенные лица, промолчал. — Пусть, если хочет, отдает им свою долю.

— Ничего умнее, значит, не придумали, как обобрать заболевших бедолаг? — Мэр произнес это с наигранным весельем, запустив пятерню в шевелюру. — Хотите оттяпать их долю провизии. Ну-ну, к этому шло.

На мгновенье протестовавшие смутились.

— Их долю? — первым нашелся провизор. — А по какому такому праву? Пусть сначала докажут, что могут есть наравне с другими.

— И как же они докажут?

— А это уж их дело. — Он снова обвел взглядом собравшихся, получив молчаливую поддержку. — А пока — все наше.

— Дело ясное, — подвел черту полицейский, — старый порядок рухнул, теперь каждый за себя.