Время старого бога

— Стой, стой! — прокричал Том как образцовый полицейский и бросился следом за машиной. И бородач обернулся и бегло взглянул на Тома, а лицо было у него красивое и насквозь порочное. Том прикинул, что Кольемор-роуд, вдоль которой с обеих сторон припаркованы автомобили, еще на сто метров впереди свободна, а дальше не проехать, слишком много людей и машин. И Том припустил бегом; было тяжело, но в то же время он ощутил странную бодрость, будто снова стал молодым полицейским. Ноги словно сами несли его.

Вскоре машина вынуждена была остановиться, иначе пришлось бы протаранить с десяток других автомобилей. И тут появилась мисс Макналти — возвращалась, наверное, с работы, Том еще издали ее узнал по развевающимся черным волосам; она подлетела к машине, рванула дверь. Вот и хорошо, подумал Том. То есть нет, ничего хорошего — ее муж вытолкнул из машины ребенка, а когда мисс Макналти кинулась к нему, сбил ее с ног мощным ударом. С размаху. Вот ужас, вот глупец! Так обращаться с женой! Том был поражен, но, впрочем, что тут удивительного? Он все бежал и, несмотря на прилив сил вначале, уже запыхался. Ноги жгло огнем, а воздух от зноя был густой, словно мед. Со лба катился пот, заливая глаза. Боже, он забыл, что он старая рухлядь! Но он все бежал и бежал. Быть может, у него сейчас откажет сердце — и ждет его конец, нелепый и позорный.

Муж тем временем, отшвырнув жену, поволок ребенка вниз по склону к пристани. Склон был метров шесть высотой, и к портовой стене вела крутая каменистая тропка, что вилась меж рыбацких лачуг. Том, добежав наконец до брошенной машины, кинулся на помощь мисс Макналти. Он не понял, жива та или нет. Во всяком случае, без сознания. Он перенес ее через дорогу на травянистый пятачок, бережно уложил. На помощь подоспели две женщины, склонились над ней. Вот и все, что он мог сделать. Он попросил их позвонить в “скорую” из гостиницы “Кольемор”, сказал, что он бывший полицейский, хоть они и не спрашивали, и подбежал к пирсу, посмотрел вниз. На крохотном пляже пасся единорог миссис Томелти. Том не обратил на него внимания. А тот тип уже залез в лодку на переправе (лодочника нигде не было видно) и дергал за трос, пытаясь завести мотор. Мальчик сидел позади него в лодке и плакал, вцепившись в сиденье, как будто слезы могли помочь делу. Взревел мотор, и на шум выскочил из будки лодочник, заозирался в тревоге, как пастух, учуявший конокрада, но было уже поздно. Хлипкая лодчонка, весельная с навесным мотором, устремилась в пролив.

Но что он делает, идиот? Что он задумал? Убить ребенка в лодке? Утопить? Бросить в море? Разве может отец убить своего ребенка? Этот может, подумал Том. Так как ему помешать? Рядом не было ни одной лодки, тем более с мотором. А утлая посудина была уже на полпути к острову. Так вот куда он собрался? Сюда бы вертолеты, быстроходные катера, береговую охрану — но увы, никого, ничего, лишь безмятежный летний день в Долки.

В отчаянном порыве он повернул обратно к дому. Кольемор-роуд забирала чуть вверх — подъем вроде бы совсем пологий. Это стало для него мукой, пыткой, боль разрывала изношенное тело. Казалось, бежал он вечность — ноги не слушались, а воздух был вязким, как патока. Вот она, настоящая боль, черная, изматывающая. Но ему было все равно, все равно — страдать так страдать, отчего бы ему не страдать? За две минуты этого беспощадного марафона он добежал до флигеля Макгилликадди и, взмыленный, несчастный, вскарабкался по лестнице на балкон. Почти с облегчением подошел он к винтовке на подставке, направил отличную оптику на мальчика с отцом. Те уже достигли острова, и видно было в окуляр, как отец привязывает лодку. Мальчик по-прежнему сидел на скамье. Том прикинул в уме. Сколько раз ему как следователю приходилось делать подобные расчеты. Ребенок в опасности. Том проверил, зарядил ли Макгилликадди свою винтовку. Отодвинул затвор, и, словно колибри, вылетела из ствола пустая гильза. Меж тем отец, привязав лодку, повернулся, чтобы высадить мальчика. Верный выстрел. Триста метров. Спокойно, Том. У тебя всего одна попытка. Теперь замри, как балерина на пуантах. Не шевелись. Молитва стрелка… вдохни… не дыши… А теперь стреляй.