Читаем Время старого бога полностью

Ах, Томас Кеттл! Вернувшись к себе, он устроился в кресле и стал смотреть на остров. Спустя примерно полчаса он увидел, как пронеслась через пролив долгожданная спасательная лодка из Дун-Лэаре и забрала мальчика. Том ждал береговую охрану, а еще лучше — вертолет, полицейский или “скорой помощи”. Страшно было представить себя на месте мальчика, на глазах у которого убили отца. Ужас, слов нет. Том размышлял об этом, а пока он размышлял, никто за ним не приходил. Ни мисс Макналти, ни кто-то еще. Ни ее отец, ни Макгилликадди, ни коллеги-полицейские. Ни одна душа. Том подумал: я сам по себе, я сам по себе никто. А раз никто, вот никто и не приходит. Значит, так тому и быть. Но за ним точно придут, просто еще не время. Плетеное кресло под ним казалось удивительно мягким, точно подстраивалось под изгибы тела. Он зажег последнюю сигару, закурил почти бесшабашно. День догорал, за спиной у Тома садилось солнце, а перед глазами простиралось бесконечное море, чуть подсвеченное закатом. Маяк за островом смахивал на трубу парохода, что вечно отправляется в путь. Вечно собирается плыть, но никуда не плывет. Бакланы, как всегда, сидели на камнях, спокойно и доверчиво. На острове поднялась суета, прибыло еще судно, и наверняка здешняя полиция обратится за помощью — возможно, даже на Харкорт-стрит. А может, и нет. Ребята из Уэксфорда, Уиклоу, южного Дублина работают не хуже. Станут искать, откуда стреляли, и наверняка найдется кто-то с хорошим глазомером, проследит траекторию от балкона Макгилликадди — Том от души надеялся, что музыканта не арестуют. Вряд ли это разумно, оставлять на балконе без присмотра заряженную винтовку. Мальчик жив. Таково было его молчаливое обещание, данное мисс Макналти, защитить ребенка от нависшей опасности. Не из чувства профессионального долга, это был его тайный, личный долг: всех детей нужно оберегать. Дети нуждаются в безопасности и, по возможности, в любви. Угрожать ребенку, причинять страдания ребенку — нет страшнее преступления перед Богом и людьми. Такое нельзя оставлять безнаказанным. Ребенок — человек маленький по определению. Кто вступится за ребенка? Кто встанет на его защиту? Тому казалось, в самой непроглядной тьме дел человеческих, что он мог бы ответить: я. Он и ответил. В минуту кристальной ясности, прозрачную, как это море, четкую, как этот остров в солнечных лучах. Минуту эту он встретил выверенным действием. Мальчик спасен. И в ту минуту он понял, что подготовил почву и для своего спасения.

Было уже одиннадцать вечера. Никого бы не удивило, и его не удивило тоже — он словно наблюдал за собой с высоты, — что он спустился через сад мистера Томелти к бетонным плитам у берега и в нелепых своих желтых плавках зашел в воду. В этот раз, в виде исключения, он устремился в пролив, отбросив “правило трех метров”, установленное Винни. Вода была теплая, волна сильная. Плыть в соленой воде было легко, он словно лежал на ней, как будто море — допотопный надувной матрас. Вдруг ему вспомнилось все, что он любил в жизни, в противовес всему, что его мучило и тяготило — и переполнило сердце, придало сил. Он знал, что водоворот находится к югу от острова и придется вовсю грести против течения, чтобы туда добраться. Плыть нужно долго и упорно, нельзя расслабляться ни на секунду. И вся его любовь к Джун нахлынула с новой силой, словно в сердце веселой толпой ворвались посланники с добрыми вестями. Любовь к Винни, что оказалась сильнее смерти, и любовь к Джо сообщали ему небывалую полноту бытия. Над ним сияла великолепная, живительная луна. В ночном небе не видно было ни облачка. Со всех сторон на воде плясали серебристые лунные блики, словно мелкая рыбешка, что в августе привлечет сюда скумбрию, а заодно и ребят с удочками. И так будет во веки веков, будут все эти маленькие чудеса жизни. Он продвигался вперед сильными, уверенными гребками и вовсе не чувствовал усталости, лишь стремление к цели. И торжество победы. Как только он достигнет водоворота, путь назад будет отрезан. Он искал милости водоворота. Всю жизнь он чувствовал себя должником высших сил. Он выпросил себе Джун, но за это очутился в неоплатном долгу. Все друзья, все, кем он восхищался, были в его жизни не просто так, а на определенных условиях. Он страдал, как всякий человек, но, помимо страданий, ему выпало и бесконечное счастье. Теперь настала пора расплаты. Он взял у водоворота взаймы, а сейчас вернет долг.

Когда он достиг воронки, то был поражен, как легко его закрутило, как в долю секунды повлекло к центру. И потянуло глубже, глубже. Он не ожидал, что и под водой тоже можно дышать. Он стал гибким, стремительным, словно дельфин. Он погружался на глубину, затем его повлекло вверх, вверх, и он очнулся в своей постели.

Он сразу же понял, где он. Только что был в воде, а теперь проснулся. Очнулся, вынырнул из сна. Неужели ему приснилось, что мальчик в опасности, как приснился и небывалый этот заплыв? В человеческих ли это силах, переплыть пролив, как переплыл он сейчас? Может статься, что и нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Божий дар
Божий дар

Впервые в творческом дуэте объединились самая знаковая писательница современности Татьяна Устинова и самый известный адвокат Павел Астахов. Роман, вышедший из-под их пера, поражает достоверностью деталей и пронзительностью образа главной героини — судьи Лены Кузнецовой. Каждая книга будет посвящена остросоциальной теме. Первый роман цикла «Я — судья» — о самом животрепещущем и наболевшем: о незащищенности и хрупкости жизни и судьбы ребенка. Судья Кузнецова ведет параллельно два дела: первое — о правах на ребенка, выношенного суррогатной матерью, второе — о лишении родительских прав. В обоих случаях решения, которые предстоит принять, дадутся ей очень нелегко…

Александр Иванович Вовк , Николай Петрович Кокухин , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Прочие Детективы / Современная проза / Религия / Детективы / Современная русская и зарубежная проза
Птичий рынок
Птичий рынок

"Птичий рынок" – новый сборник рассказов известных писателей, продолжающий традиции бестселлеров "Москва: место встречи" и "В Питере жить": тридцать семь авторов под одной обложкой.Герои книги – животные домашние: кот Евгения Водолазкина, Анны Матвеевой, Александра Гениса, такса Дмитрия Воденникова, осел в рассказе Наринэ Абгарян, плюшевый щенок у Людмилы Улицкой, козел у Романа Сенчина, муравьи Алексея Сальникова; и недомашние: лобстер Себастьян, которого Татьяна Толстая увидела в аквариуме и подружилась, медуза-крестовик, ужалившая Василия Авченко в Амурском заливе, удав Андрея Филимонова, путешествующий по канализации, и крокодил, у которого взяла интервью Ксения Букша… Составители сборника – издатель Елена Шубина и редактор Алла Шлыкова. Издание иллюстрировано рисунками молодой петербургской художницы Арины Обух.

Александр Александрович Генис , Дмитрий Воденников , Екатерина Робертовна Рождественская , Олег Зоберн , Павел Васильевич Крусанов

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Мистика / Современная проза