Я попробовала рассмеяться и призналась, что понятия не имею. Она склонила голову к окну. На лице у нее я заметила эту ее постоянную неудовлетворенность, нетерпение, к которому потом привыкну, накат и отлив ее неугомонности стали очертаньем моего рабочего дня. Но в те ранние дни все это еще было мне в новинку, и я толковала это лишь как скуку, конкретно — скуку и разочарование от меня, и, не зная, что с этим делать, переводила взгляд с вазы на вазу в той громадной комнате — Эйми все свободные места набивала цветами — и на красоту снаружи подальше, на солнце, блестевшее на аспидно-серых крышах Найтсбриджа, и старалась придумать, что бы такого интересного сказать. Я еще не понимала, что красота была частью скуки. Стены были завешаны множеством темных викторианских масел — портретами мелкопоместного дворянства перед их величественными домами, но из ее собственного века тут ничего не было, а также ничего узнаваемо австралийского, ничего личного. Этому месту полагалось быть лондонским домом Эйми, однако с нею самой он ничего общего не имел. Мебель была шикарной, в общем хорошем вкусе, как в любом престижном европейском отеле. Единственный подлинный знак того, что здесь вообще жила Эйми, была бронза у подоконника, размером примерно с тарелку и такой же формы: в центре у нее можно было разглядеть лепестки и листья чего-то, с первого взгляда напоминавшего лилию на плавающем листе, но на самом деле это была отливка влагалища: вульва, губы, клитор — все целиком. Я не осмеливалась спросить, чьей.
— Но где ты себя чувствуешь уютнее всего? — спросила она, вновь поворачиваясь ко мне. Я увидела, что у нее на лице нарисовался новый замысел, словно бы свежей губной помадой.
— В смысле места?
— В этом городе. Место.
— Я никогда об этом не думала.
Она встала:
— Ну так подумай и давай туда съездим.
Первым на ум приходил Хит. Но Лондон Эйми, как те маленькие карты, что подхватываешь в аэропорту, был городом, сосредоточенным вокруг Сент-Джеймcа, с севера он ограничивался Ритджентс-Парком, к западу тянулся до Кензингтона — время от времени заходя в глухомань Лэдброук-Гроув, — а на восток — лишь до Барбикэна. О том, что может лежать на южном конце моста Хангерфорд, она знала не больше, чем о конце радуги.
— Это большой как бы парк, — объяснила я. — Возле того места, где я выросла.
— Ладно! Ну так поехали туда.
Мы проехали на велосипедах по городу, огибая автобусы и перегоняя случайного курьера, все втроем друг за дружкой: первым ее охранник — его звали Грейнджер, — потом Эйми, за нею я. Мысль о том, что Эйми поедет кататься по всему Лондону, привела Джуди в ярость, но Эйми затея очень понравилась, она это назвала своей свободой в городе, и, может, на одном светофоре из двадцати соседний водитель подавался за рулем вперед, опускал окно, заметив что-то знакомое в серо-голубых, кошачьих глазах, в этом изящном треугольном подбородке… Но к тому моменту светофор переключался и нас там больше не было. На прогулку она все равно надела городской камуфляж — черный спортивный лифчик, черный жилет и неопрятную пару черных велосипедных шортов, потертых в промежности, — и только Грейнджер, казалось, способен привлечь чье-либо внимание: черный мужик шести футов и четырех дюймов ростом, в двести пятьдесят фунтов весом шатко сидел на гоночном велосипеде с титановой рамой, то и дело останавливаясь, чтобы вытащить из кармана «А-Я»[64] и яростно с ним свериться. Родом он был из Гарлема — «где у нас сетка», — и неспособность лондонцев сходным образом пронумеровать свои улицы он простить никак не мог, а потому списал из-за этого со счетов и весь город. Для него Лондон был растекшейся мешаниной скверной пищи и плохой погоды, в которой его единственная задача — держать Эйми в безопасности — затруднялась сильнее необходимого. У Суисс-Коттеджа он махнул, чтобы мы выехали на островок безопасности, и стащил с себя летчицкую куртку, обнаружив пару массивных бицепсов.
— Вот прям сразу грю вам, я понятия не имею, где тут это место, — сказал он, хлопнув картой по рулю. — Проедешь по какой-то крохотной улочке — Крайстчёрч-Клоуз, Хинглберри-блядь-Корнер, — а потом эта штука тебе грит: «перейдите на стр. 53». Ебать-копать, я же на велике.
— Выше нос, Грейнджер, — сказала Эйми с кошмарным британским акцентом, и на миг привлекла его здоровенную голову себе на плечо, нежно ее сжав. Грейнджер высвободился и яростно зыркнул на солнце:
— С каких эт пор тут такая жара?
— Ну, лето же. В Англии летом иногда бывает жарко. Надо было шорты надеть.
— Я не
— Мне кажется, это у нас не очень плодотворный разговор. Мы на островке безопасности.
— Я всё. Едем назад, — сказал Грейнджер, в голосе его звучала бесповоротность, и я удивилась тому, что кто-то может так с Эйми разговаривать.
— Мы
— Тогда лучше сама это возьми, — сказал Грейнджер, роняя «А-Я» в корзинку перед рулем Эйми. — Птушта я этим пользоваться не могу.
— Я знаю дорогу отсюда, — подала голос я — в ужасе от того, что стала причиной такой сумятицы. — Тут вообще-то недалеко.