Время своих войн 3-4

— Жаль! — замечает Петька — Казак.

— Чего жаль?

— Не поглумиться!

— Но зато собственные адмиралы есть. Вырастили! Их командующий «Военно — Морским Флотом Латвии» — кстати, оцените громкость названия этого игрушечного подразделения! — получает зарплату в три раза большую, чем командующий ВМФ России.

— Хорошая служба у людей, даже завидно. Тихая!

— На тихой воде больше мусора, — замечает Седой.

— Так кого нам выставят? Если широко размахаемся?

— Земесардзе.

— Это еще что за хрень?

— Куклусклан какой–нибудь местный, — гадает Миша.

— Как определил?

— А по звуку — гремит, словно гражданские с бандитскими склонностями.

— Очень точно, — Сергей — Извилина в очередной раз удивляется верности его суждений. — «Зеленые братья»!

— Я тоже вспомнил. Предназначенные училок стрелять? — говорит Казак. — Как в пятидесятые?

— Занятно будет, — едва слышно ворчит Сашка. — Ставки принимаются! Гражданские с бандитскими наклонностями против военных с… — все ждут от него слова «бандитскими», а Миша решает уж было оскорбиться, но Сашка вставляет иное, — …С наклонностями гражданскими!

— А серьезно? — спрашивает Петька — Казак смотря на Извилину. —

— Националисты. Ярые поклонники и подражатели «зеленых братьев», тех, что занимались бандитизмом после прихода советской власти. Как структура восстановлена в 90‑е. Но позже, ввиду невозможности самоконтроля, государством были разоружены… Ларечники могли бы подтвердить, но и ларечников, в угоду капитала крупных универмагов, тоже ликвиднули. В смысле, аннулировали тем и этим их лицензии. Движение без государственных лицензий на патриотизм здесь как–то быстро теряет популярность. Должно быть, за свой счет неинтересно… Зато те, кто ларьки когда–то держал, враз успокоились. Вроде как отомстили за них. Больше не грабят под видом защиты. Пятнисто–зеленые какое–то время попили на своих сборах, песни поорали, по банкам постреляли, но уже из глакоствольного, да и рассосались. Впрочем, как сказал, это дела вчерашние. Теперь это другое, если в земесардзе записался — проверили, что балтийской кровью чист, получаешь право на приобретение всякого нарезного. Плюс сборы, где обучают из более серьезного.

— Думаешь, если им оружие дадут, будут против нас в войнушку играть? Те, кто ближе окажется?

— Оружие у них есть и собственное, это русским «неграм», которых здесь не меньше трети жителей, покупка, ношение, хранение чревато всеми вытекающими из местного уголовно–наказуемого. Земесардзе не послевоенное образование, они и раньше в войну играли, очень для себя удобную — в поимку бежавших русских военнопленных, и надо сказать, много поймали. На рубеже перед Россией, они как раз в доходяг превращались, это сколько километров от лагерей пройти не жравши. А здесь хуторная система — через каждый километр глаза, и почти безлесица, невозможно не наследить. Еще и прочесывания с собаками. За каждого пойманного немцы платили марками. Бизнес и спорт по всей Латвии получался, тем более, что можно безнаказанно. Им всегда нравилось, когда безнаказанно. Когда выяснялось, что повторно бежал, немцы после допросов везли обратно в лагерь и там показательно расстреливали.

— Что еще? По кадровой?

— Четыре генерала. Все четыре «академиев не кончали». Одна из них неярковыраженного женского полу.

— Видно знания в каком–то деле велики, если баба стала генералом.

— Феминизм не лечится.

— Еще как лечится! — возражает Сашка. — Просто соображения им не хватает, что лезут на мужское, где им вовсе не место. Соображалку надо вправлять! Не наказывались еще по–крупному — случая не было. Создай случай, и увидишь, что получится!

— Действительно, раз все равно разминку проводить, так почему бы не по этому адресу? Что скажешь, Извилина?.. Что ты там говорил о предварительной псиобработке? Что–то про создание слухов, легенд и прочего. Повоюем с феминизмом? И когда, наконец?

— Основное придется на «Лачплесиса» — это праздник такой местный.

— Ну–ка, поподробнее…