Время своих войн 3-4

Один раз, когда проверял чужие — уже летом (в тот день в свои ничего не попалось), на камье драпал от Петрешанских. Только–только успел до берега — дальше через кусты и в кукурузу — попробуй найди! Покидали от края камнями — на собственную удачу, на Санькину неудачу — здоровенными булыганами! Верно, очень рассердились… Но это Санькин день был. Один булыжник упал рядом, но Санька, как сидел тишком, не шевельнулся, и вида не подал, и даже если бы попали, стерпел — тут лишь бы не в голову. Потом с берега смотрел, как его камью уводят. Искал ее два дня — шпана Петрешанская загнала–таки ее в трасту с обратной стороны Ничьих нив и там притопили — думали, не найдет.

Пять озер, соединенные межу собой протоками. Первое озеро Воробьиное, оно самое малое, затем Вороньковское (их приезжие путают), потом идут Платичное и Рунное, и последнее Конечное. В самом деле «Конечное» — там же магазин! Конечное озеро как бы завершает цепочку из всех пяти, и оно самое большое. Когда ветер южный, да под грозу, то возле магазина бьет волна, на камье к нему не поплывешь — захлестнет, да и на плоскодонке накуляешься вволю. На этом озере есть даже остров, улегшийся на нем вроде кривого бублика. От концов он как бы завивается ступенями, пластами, постепенно нарастая к середке, где кроме черной ольхи растут еще и дубы.

Если попасть в магазин к завозу, да занять очередь заранее, можно купить «Тройной одеколон». Раз в неделю привозят только одну коробку, мужики дежурят. Цена флакону 28 копеек, а шибает на все рубль двадцать, и запах приятный. Магазин на горке, и порожние флаконы летят в озеро. В том месте не купаются, купальня дальше, там скамьи, костер и вечерние посиделки, но если нырнуть у магазина в солнечный полдень, все дно блестит — как сокровищница! В остальное время товар скучный. Соль, сахар, мука, селедка, гвозди, керосин… Еще привозят конфеты в бумажках и без бумажек. Можно попасть к хлебному завозу. Хлеб привозят еще теплый. Хорошо тогда отломить у буханки верхнюю корку, густо посыпать солью и тут же умять.

Чаще всего к завозу посылают Евгения Александровича. Продавщица сама лезет к нему в нагрудной карман, достает деньги, при всех показывает и громко считает, сдачу кладет обратно, заворачивая мелочь в бумажку и просит кого–нибудь застегнуть карман. У тети Зины деньги к рукам не липнут — она честная. Поменяла того продавца, у которого обнаружилась недостача.

Считает она всегда вслух и громко, одновременно стучит костяшками. На всякий случай считает два раза, краснеет, когда ошибается, и снова пересчитывает.

Событий не много. Бабе Насте зять привез на лето двух своих белоногих девчонок — городские, с красивыми бантами и сандалями. Через неделю банты не одеваются, сандали больше не красивые, а ноги расчесаны в кровь от укусов и крапивы.

Санька спит в тех же трусах, которых бегает весь день. Вечером в них купаться, значит, спать мокрым. Санькины трусы лежат на кладках — сразу понятно, что купается голый. Эти повадились в то же время приходить на кладки — будто специально караулят. Саньке сразу к кладкам, локти на них положит, так можно беседовать сколько угодно — вечерняя вода теплая, его не видно, кладки загораживают, и вода не слишком прозрачная — уже цветет. Но, если что, можно и забузить. А девчонок кусают комары, рано или поздно, крикнут спать или ужинать.

Кладки длинные, уходят за трасту, а за трастой ни их, ни Саньки не видно.

— Достань кувшинку! Лилию!

Санька их хитрости наперечет знает. Какие могут быть лилии, если вечер! Они уже час или два назад позакрывались.

— Достань! Мы в воду опустим. Только, чтобы внутри розовая была!

Это понятно, что невызревшая нужна, Саньке самому такие больше нравятся, они и пахнут по другому.

— И длинная! Мы бусы будем делать!

Длинная — это, значит, подныривать, шуровать ногами со всех сил, легонько перебирая в руках длиннющий зеленый стебель до самого дна, до лежащего в илу корня — там рвать. Санька под водой может сидеть дольше всех — многие его дыхалке удивляется.

Когда подныриваешь, хочешь не хочешь, а голой попой светишься. Санька знает — все так ныряют, это же не с лодки, камьи или кладок, а с воды, тут по–другому не получится. Знает, что именно этого от него и ждут, но тут Саньке плевать. Задом от них не отличается, а передом… передом он пока еще не интересовался, других забот полно.

— Мы с тобой хотим то же, чем взрослые занимаются. То Самое!

А вторая сказала некрасивое слово, но понятное. Вернее, непонятное, если разобраться.

— Сейчас?

— Сейчас!

— Тогда идите! — говорит Санька делово — новая игра намечается, правил которой он не знает, но признаваться не хочет.

— Куда?

— А хоть бы на крольчатник…

В крольчатнике, на самом его верху под крышей, полумрак. Санька хоть и не знает, как это делается, но вид держит уверенный — тут позволить девчонкам командовать нельзя.

Одна начинает бояться.

— Я не буду!

— Тогда не смотри!

Зажимает глаза ладонями.