Время тигра

Нет ответа. Краббе смотрел на мальчиков. Два-три старосты, остальные просто старшеклассники.

— Что это за общество? — спросил он.

— Китайское общество, сэр.

— Это вы уже говорили. Чем оно должно заниматься?

— Обсуждать всякие вещи, сэр, представляющие всемирный интерес.

— Что это за книга? — спросил Краббе.

— Эта, сэр? — Шу Хунь протянул ему тоненькую брошюру. — Книга по экономической теории, сэр.

Краббе взглянул на фантастические столбцы иероглифов. Он знал лишь два-три символа: «человек», «поле», «свет», «дерево», «дом», — собственно, пиктограммы, простые изображения простых вещей. И неожиданно бросил вопрос одному из сидевших на корточках мальчиков:

— Вы. Сформулируйте доктрину прибавочной стоимости.

Ошеломленный мальчик затряс головой. Шу Хунь оставался учтивым, бесстрастным.

— Шу Хунь, — продолжал Краббе, — как в Малайе произойдет революция?

— Какая революция, сэр?

— Слушайте, — сказал Краббе. — Я подозреваю самое худшее. Подозреваю, что это класс идеологической подготовки.

— Я таких слов не понимаю, сэр, — сказал Шу Хунь.

— Поосторожнее, — предупредил Краббе. — Книгу я заберу. Выясню, что за книга.

— Книга хорошая, сэр, по экономической теории. Мы интересуемся такими вещами, и имеем право, сэр, обсуждать их на своем родном языке. Нам не дают другой возможности собираться с такой целью. Либо домашнее задание, либо игры, либо дебаты по-английски.

— Вы здесь затем, чтобы получить британское образование, — объявил Краббе. — Хорошо это или плохо, не мне судить. Хотите создать дискуссионную группу, спросите меня. А вы нарушаете правила, не лежите в постелях, выключив свет. Я должен доложить об этом. А теперь все сейчас же ложитесь.

Вернулся в собственную квартиру, весьма обеспокоенный. Налил себе чуточку виски, сидел, курил, глядел на брошюру. Большой кричащий иероглиф на обложке не имел для него ни малейшего смысла. Надо будет спросить о ее содержании Ли, учителя математики. Но он был уверен, что Бутби ничего не сделает. А также был уверен, что в других пансионах проходят другие идеологические собрания. Идеологическая подготовка подразумевает преследования. Есть еще великая традиция частных привилегированных школ — не ябедничать.

Краббе беспокойно расхаживал по большой гостиной, в конце концов остановился, оглядывая корешки книг за запотевшим стеклом стандартного книжного шкафа. Некоторые книги остались от его университетских времен — поэты вроде Одена и Спендера, романы Ишервуда, Дос Пассоса, Андре Мальро. В ту пору он сам какое-то время был коммунистом; так было принято, особенно в годы Испанской войны. Вспоминал студента-инженера с распущенным ртом, у которого имелось полное собрание сочинений Ленина и который с легкостью применял диалектический материализм ко всем человеческим функциям — выпивке, занятиям любовью, фильмам, литературе. Вспоминал девушек, которые ругались, курили одну за другой сигареты, целенаправленно культивировали непривлекательность; вспоминал компании, где их встречал, песни, которые они пели в компаниях:

Три, три, Коминтерн,
Оппозиция, два, два,
Это все одно и то же.

А один — Союз Труда,
Навсегда.

Теперь эти воспоминания пахли старыми яблоками, превратились в засушенные цветы. Может быть, эти мальчики точно такие же, каким был он, сгорая от юношеского желания переделать мир, и к этому следует относиться столь же несерьезно? Шу Хунь хорошо успевает по истории. Краббе хотел, чтобы он поехал в Англию, получил там степень. Перед ним будущее. Неужели он в самом деле считает засады, выпущенные кишки, отрубленные невинные головы обязательным и неизбежным шагом к свободе и счастью Востока? А знает ли этот молоденький мальчик, что такое власть и стремление к власти?

Краббе услышал поющий вверх гамму автомобиль, огибавший длинную подъездную дорогу. На часах было почти двенадцать. Машина остановилась у веранды, послышались короткие слова, хлопнула дверца, потом автомобиль снова поехал, распевая гамму вниз на дороге у реки, ведущей в город. Слышно было, как Фенелла поднимается по лестнице. Он пошел к дверям ей навстречу. И сказал:

— Привет, дорогая.

Она выглядела раскрасневшейся, радостной, позабывшей дневную ссору. И сказала:

— Вот и я.

Они поцеловались.

— Хороший был фильм?

— Ох. — Она направилась вперед него в гостиную. — Дай мне сперва выпить. Разбуди Ибрагима, пусть льда принесет.

— Ибрагим еще не вернулся. Тоже в кино пошел.

— Ну, плевать. Кажется, вода вполне холодная. — Села, томно шлепнувшись, выпила разбавленного джина. — Ну, — сказала она, — история довольно длинная. Мы так и не попали в Тимах.

— Не попали?

— Ты что-нибудь знаешь об этом шофере, как его, Хан какой-то там.

— Ничего. А что?