– Почти угадали. Мы только что говорили, что мир постоянно ветвится на квантовые копии, отличающиеся незначительно. Так вот ваши выходы из квартиры с локальным течением времени каждый раз порождали деление. Копия с вами, где вы выходили в прошлом раньше уже с известным результатом, сбрасывалась в ответвившиеся испорченные метавселенные, где события начали развиваться по своему сценарию.
Никифор задумался.
– И эти метавселенные…
– Где-то в иных измерениях продолжают существовать, но уже отлично от наших условий.
– Испорченные вселенные, – задумчиво кивнул он.
– Я оговорилась.
– Как раз очень к месту. Испорченные вселенные уплыли в мутные дали, а наша повисла на пороге уничтожения.
Анна покачала головой:
– Они все, порождённые одним и тем же изобретением Глеба Лаврентьевича, так или иначе находятся под угрозой уничтожения.
– Все?! – не удержался от восклицания Никифор.
– Потому что они связаны единой функцией…
– Запутанностью!
Анна вскинула брови, удивлённая реакцией следователя.
– Совершенно верно, запутанными ведь бывают не только элементарные частицы, но и целые вселенные. А некоторые из них, опередившие нашу, наверно, уже погибли.
– Почему?!
– В каких-то уже началась реакция сброса энтропии. Но это лишь моё предположение.
– Машину можно остановить?
– Можно, – кивнула женщина. – Но это может привести к спонтанному разряду энтропии.
– Зато разряд будет слабым в отличие от полного сброса.
– Не уверена.
– И всё-таки я бы рискнул.
– Никифор… как вас по батюшке?
– Антонович, но можно просто Ник.
– Никифор Антонович, такие решения нельзя принимать единолично. Рисковать будем, если не получится реанимировать Глеба Лаврентьевича.
– Не реанимировать, а упредить приступ.
– Не вижу разницы.
Никифор глянул на часы, и внутри него всё сжалось.
– Ещё пять минут, и выходим.
– Ох, подождите! – Анна убежала в туалет.
Никифор положил в карман куртки пакетик с лекарствами, которые они с Климчуком обнаружили у хозяина, сосредоточился на решаемой задаче.
Анна вышла, он подал ей курточку, и оба направились к двери квартиры физика, превращённой им в «склад энтропии».
Однако на пороге Никифор задержался.
– Всё-таки я, наверно, тупей, чем надо.
Спутница вопросительно посмотрела на него, спокойная, внимательная, доброжелательная, и у следователя отлегло от сердца, несмотря на ждущую впереди неведомую катастрофу.
– Речь о ветвлении Вселенных, – смущённо продолжил он. – Я верю, что наша вселенная каждый миг делится на идентичные копии.
– Подождите, Ник, мы не опоздаем?
– Наоборот, каждые две минуты, проведённые в квартире, дают нам минуту опережения по времени снаружи. Мы просто выйдем чуть раньше.
– Ах да, простите, запамятовала.
– Мы оба устали, вот и тормозим. Кстати, попутная мысль: почему мы проскочили момент выхода Истомина из дома и не встретили его?
– По той простой причине, что он находился в другом потоке времени. Мы уже обсуждали эту проблему.
– Допустим, это так и есть. Но в таком случае усиливается другая проблема: почему мы оказываемся в одной и той же матричной Вселенной, а не в ответвившихся?
– Потому что матричной она остаётся для вас лично. Это ваша персональная линия судьбы. В других вселенных, отпочковавшихся от вашей, оказывается ваше второе «я», чуть отличное от оригинала.
– Но при каждом ветвлении я вижу себя в одной и той же версии.
– Этот выбор случаен и вам не подконтролен. Вам только кажется, что вы живёте последовательно от события к событию в одной и той же версии реальности, из-за чего создаётся видимость непрерывности движения времени, формирующая вашу персональную судьбу.
– Звучит как приговор. Но тогда попутный вопрос: почему в моей персональной линии всё время появляетесь вы?
Анна сморщила носик:
– По вашей инициативе.
– Ага, – он озадаченно похмыкал, – вы тоже – моя судьба?
В глазах женщины зажглись весёлые искры.
– Если вы против, я могу уйти.
– Нет! – воскликнул он, протестующе протянув к ней ладонь. – Оставайтесь, без вас мне мою судьбу не изменить.
– Идёмте уже.
Он открыл дверь.
На лестничной площадке стояли две женщины средних лет, худая и толстая. Блондинка пышных форм была в домашнем халате, с платком на голове, из-под которого торчали бигуди. На второй светилась алюминием зимняя куртка с полосками искусственного меха.
– Сижу на телефоне, как плюха, – жаловалась толстуха, – вот и расту как на дрожжах. А не сидеть не могу, иначе ничего не заработаю.
– Да и я почти в таком же положении, – ответила собеседница. – Разве что больше хожу. А от ходьбы коленки начинают скрипеть.
Увидев вышедшую из квартиры Истомина пару, они замолчали, переглянулись. В глазах обеих протаяло любопытство. Однако Никифор не дал им времени на удовлетворение любопытства.
– Доброе утро, – поздоровался он деликатно, увлекая Анну к лифту. – Хорошего дня.
Дверцы лифта со стуком открылись, Никифор и Анна зашли в кабину, и лифт унёс их на первый этаж, отрезая реплики женщин.
– Кто это? – спросила одетая по-зимнему женщина. – Ты их знаешь?
– Не видела ни разу, – ответила блондинка в бигудях. – Может, родственники соседа.
– А вы их знаете? – спросила Анна.