– Он бывает невыносим, – проворчал Никифор.
– Скажите, Глеб Лаврентьевич, – отмахнулся неуёмный Климчук, не зная, чем себя занять. – Вы с самого начала знали, что ваш накопитель хаоса сработает как машина времени?
Анна, собравшаяся выйти из гостиной, приостановилась на пороге.
Остался в комнате и Никифор, не зря беспокоившийся по поводу не выдержанного на язык капитана.
– Предполагал, что эффект возможен, – признался Истомин, то и дело косящийся на часы. – Как оказалось, этот процесс можно регулировать.
– Процесс чего?
– Хода времени. Увеличивая каверну вакуумного потенциала, в которую и сваливается, так сказать, энтропия, можно замедлять течение времени и даже перенаправлять фазу. Мне удалось рассчитать простой низкоэнергетический коллапс волновой функции трёхмерного пространства, который…
Истомин помолчал, жуя собственный язык, помрачнел.
– Который, к сожалению, необратим.
– Почему «к сожалению»? – спросил Климчук.
– Потому что я не могу остановить начавшуюся цепную реакцию инфляционного роста энтропии. При достижении критической массы энтропии…
– Произойдёт декогеренция всей Вселенной, – закончил Никифор. – Мы это уже поняли.
Истомин поморщился, но возражать на этот раз не стал.
– Значит, ваш накопитель действительно можно использовать как оружие? Скажем, как излучатель хаоса?
– Я… не думал…
– А надо было!
– Виктор! – осуждающе проговорила Анна.
– Прекрати! – добавил Никифор, хотя мог бы подписаться под обвинением капитана двумя руками. – Никто не хотел создавать оружие.
– Кроме наших вояк, – фыркнул Климчук. – Кстати, как они на вас вышли? Или вы сами к ним обратились?
– Два года назад, когда я уже мучился с конструкцией накопителя, Лебедев познакомил меня с Колесниковым.
– Лебедев – ваш завлаб?
– Хороший теоретик… но… не важно. А Колесников…
– Мы знаем, он эксперт научного управления…
– Колесников – заместитель министра обороны и начальник центра по созданию оружия на новых физических принципах.
Климчук и Никифор посмотрели друг на друга с одинаковым изумлением.
– Круто! – осклабился капитан.
– Вот почему он так настойчив, – сделался задумчивым Никифор.
– Дальше вы знаете.
– Вы один работаете?
– Практически да.
– Любите одиночество?
– Скорее уединение.
– Хорошо, пусть они там бесятся, – сказал Климчук, – мы всё равно опережаем всех конкурентов. Сейчас ведь снаружи всего шесть часов утра.
Истомин снова глянул на часы.
– Шесть часов двадцать восемь минут.
– Вот поэтому мы всех опередим и решим проблему раньше, чем начнётся переполох со смер… – Виктор прикусил язык, покосившись на хозяина квартиры, к счастью, не обратившего внимания на его оговорку.
– Оптимист, – улыбнулась Анна.
– А чего сидеть и кукситься? Давайте мыслить широко, сами же предлагали. Одна голова хорошо, – Климчук кивнул на опустившего голову Истомина, – а четыре…
– Два мутанта! – рассмеялся Никифор. – Как говорил Жванецкий, если кто его помнит: мыслить так трудно, что большинство людей судит.
– Мне было четырнадцать, когда он умер, – кивнул Виктор, – но я помню. Можно ещё вопрос?
– Не слишком ли много ты задаёшь вопросов?
– Это значит, что я ещё расту. Я так и не понял, товарищи учёные, каким образом военспецы хотели использовать накопитель в качестве оружия. Энтропия же не пуля и не граната.
– Её можно усиливать векторно, – пробормотал Истомин.
– Как луч лазера?
Физик пожал плечами:
– Не совсем так, но похоже.
– А что излучается? Какие частицы? Фотоны, электроны, кварки? Антиматерия?
– Ты и о кварках знаешь? – с иронией поинтересовался Никифор.
– В «Википедии» полно сведений о кварках.
– Тогда ты должен знать, что кварки как частицы в свободном состоянии не фиксируются. Это состояние называется кварковым конфайнментом, то есть невылетом. Из них собраны все остальные элементарные частицы. Но энтропия – не поток частиц.
– А что? Хаос? Что такое хаос? Как он выглядит? Как полная каша всего со всем?
– При инициации хаоса амплитуда квантовых колебаний вакуума, – сказал Истомин, – растёт до таких величин, что начинают распадаться все виды материи. Даже кварки, и те превращаются в континуум более глубокого порядка. Коллеги рассуждают то о суперточках, то о супернанострингах, то ещё о «более тёмной» материи. Не суть важно. Образуется новый вакуум, который вполне может совершить ещё один фазовый переход.
– И что случится?
Истомин поднял на него глаза, губы физика страдальчески изогнулись.
– Я не знаю. Материя распадётся…
– И мы превратимся в пыль?
Истомин зажмурился, из глаз старика покатились по щекам две слезы.
– Классно! – покачал головой Климчук.
Анна вышла.
– Не надо так убиваться… – начал Виктор.
Никифор движением бровей заставил Климчука замолчать.
– У нас ещё есть время, чтобы сохранить…
– Нашу ветку Вселенной, – не выдержал Виктор. – Так ведь? А остальные, что уже успели ответвиться? Глеб Лаврентьевич? Они уже не спасутся?
Истомин не ответил.
Конец света по Истомину
Одна минута до двенадцати часов ночи
Часы подвели, и реакция началась на минуту раньше, чем рассчитывал Глеб Лаврентьевич.