Нава шла рядом, держась обеими руками за мою руку, и с азартом рассказывала то, что я ей диктовал. Вот же, леший меня задери, как же мне это обрыдло! Ну почему я не могу, как все нормальные люди, слушать, что мне говорят, а не диктовать им, говорунам этим хреновым и хвощовым?…
Медленно проплывали справа и слева желто-зеленые пятна, глухо фукали созревшие дурман-грибы, разбрасывая веером рыжие фонтаны спор, с воем налетела заблудившаяся лесная оса, старалась ударить в глаз, и пришлось сотню шагов бежать, чтобы отвязаться; шумно и хлопотливо, цепляясь за лианы, мастерили свои постройки разноцветные подводные пауки, деревья-прыгуны приседали и корчились, готовясь к прыжку, но, почувствовав людей, замирали, притворяясь обыкновенными деревьями, – и не на чем было остановить взгляд, и не над чем было думать, потому что думать о Карле, о прошлой ночи и затонувшей деревне означало бредить… Но почему-то именно об этом бредилось, хоть и не хотелось.
Местность опять стала повышаться, но сырости не убавилось, хотя лес стал чище. Уже не видно было коряг, гнилых сучьев, завалов гниющих лиан.
Пропала зелень, все вокруг сделалось желтым и оранжевым. Деревья стали стройнее, и болото стало какое-то необычное – ровное, без мха и без грязевых куч. Исчезла паутина зарослей, направо и налево стало видно далеко. И трава на болоте стала мягче и сочнее, травинка к травинке, словно кто-то специально подбирал и высаживал.
Нава остановилась на полуслове, потянула носом воздух и деловито сказала, оглядываясь:
– Куда бы здесь спрятаться? Спрятаться-то, кажется, и некуда…
– Кто-нибудь идет? – спросил я, ничего не чувствуя.
– Кого-то много, и я не знаю, кто это… Это не мертвяки, но лучше бы все-таки спрятаться. Можно, конечно, не прятаться, все равно они уже близко, да и спрятаться здесь негде. Давай на обочину встанем и посмотрим… – Она еще раз потянула носом. – Скверный какой-то запах, не то чтобы опасный, а лучше бы его не было… А ты, Молчун, неужели ничего не чуешь? Ведь так разит, будто от перепрелого бродила, – стоит горшок у тебя перед носом, а в нем перепрелое бродило с плесенью… Вон они! Э, маленькие, не страшно, ты их сейчас прогонишь… Гу-гу-гу!
– Помолчи, – попросил я, всматриваясь.
Сначала показалось, что навстречу ползут по тропинке белые черепахи. Потом стало ясно, что этаких тварей я еще в лесу не видел. Они были похожи на огромных непрозрачных амеб или на очень молодых древесных слизней, только у слизней не было ложноножек, и слизни были все-таки побольше. Их было много, они ползли гуськом друг за дружкой, довольно быстро, ловко выбрасывая вперед ложноножки и переливаясь в них.
Скоро они оказались совсем близко – белые, блестящие, и я тоже почувствовал резкий незнакомый запах.
– Фу-у, – поморщился я и отступил с тропы на обочину, потянув за собой Наву.
Слизни-амебы один за другим проползли мимо, не обращая на нас никакого внимания. Их оказалось всего двенадцать, и последнего, двенадцатого, Нава, не удержавшись, пнула пяткой. Слизень проворно поджал зад и задвигался скачками.
Нава пришла в восторг и кинулась было догнать и пнуть еще разок, но я поймал ее за одежду.
– Так они же такие потешные! – объяснила Нава. – И так ползут, будто люди идут по тропинке… И куда это они, интересно, идут? Наверное, Молчун, они в ту лукавую деревню идут, они, наверное, оттуда, а теперь возвращаются и не знают, что в деревне уже Одержание произошло. Покрутятся возле воды и обратно пойдут. Куда же они, бедные, пойдут? Может, другую деревню искать?… Эй! – закричала она. – Не ходите! Нет уже вашей деревни, одно озеро там!
– Помолчи, – вздохнул я. Дите… – Пойдем. Не понимают они твоего языка, не кричи зря.
Мы немного прошли по скользкой после слизней тропинке.
– Ты обратила внимание, Нава? – спросил я. – Они маленькие и беззащитные, а мы, большие и сильные, сошли с тропинки и пропустили их…
– Ну и что? – удивилась Нава вопросу. – Они же не умеют сворачивать, а ты умный и умеешь, только почему-то вопросы глупые задаешь.
– А может, это оттого, что в лесу они дома и мало ли что встречается в лесу.
– Я тоже в лесу дома, – хмыкнула Нава. – И я тоже уступила, что из того? Ума больше – вот и уступила.
– А вдруг мы только воображаем, что сами куда-то идем? Только потому, что передвигаем ногами… А на самом деле идем по тропинке, на которую нас поставили, и нам уступают дорогу, чтобы мы не сбились с пути? Наверное, смотреть на нас со стороны смешно и… как это сказать… жалостно… жалко…
– Я ж говорила, зря мы в ту деревню пошли, – вздохнула Нава. – После той деревни ты какой-то странный стал… Скоро будет озеро, – сообщила она вдруг. – Пойдем скорее, я хочу пить и есть. Может быть, ты рыбы для меня приманишь…