Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств

– Не знаю, как там насчет телепатии, – признался Леший. – Но все элементарно, Ватсон… Человеческая речь сопровождается вполне определенными биофизическими процессами, которые при современном уровне техники очень четко фиксируются. То же со зрительной информацией – с ней даже проще: снимается с сетчатки и нервных окончаний, дальше – дело техники… Мысли… Оказывается, человек – относительно простой механизм: он мыслит словами, а слова оные, которыми он мыслит, непроизвольно проговариваются им, не превращаясь в звуковую речь, но нужные биофизические процессы происходят. Их-то я от тебя и имел. С образным мышлением чуть сложнее, но механизм близок к считыванию зрительной информации. Конечно, все более смазано и расплывчато, но путем компьютерной обработки информация превращается во вполне кинематографичную или, если угодно, фантоматографичную. И эта обработка идет в режиме реального времени.

– И что, ты любого человека умеешь так видеть?

– Да нет, Кандидушка, пока только тебя, – признался Леший, облегчив мне душу: я уж полагал, что дело совсем плохо. – И это влетело мне в копеечку!… Но не волнуйся за меня – уже окупилось! Фильм еще не показан до конца, а уже окупилось! Теперь новое кино не остановить! Финансы не то что пошли, они потекли бурным потоком.

«Мутным…» – подумал я.

– Бурный всегда мутный, – отреагировал он. Ему было все равно, говорю я или думаю.

– А как со мной это удалось? – задал я естественный вопрос.

– Неужели ты не помнишь? – удивился он. – С твоего согласия ты прошел через несколько операций, да не морщись, без скальпеля, – засмеялся он, уловив мои представления этих операций. – Тут все тонко, на уровне генной наноинженерии и уникальных технологий ее. Ты стал гипномонстром: ты излучаешь со страшной силой, поэтому тебе ничего не стоило заставить всех плясать под свою дудку и благополучно передавать информацию мне. Ну, про все технические тонкости приема, усиления и передачи рассказывать скучно, да я в этих мелочах и не разбираюсь, но принцип такой. Ты сам согласился на это, у меня есть письменное, и звуковое, и видеосогласие твое, подтвержденное нотариально.

– Да я не собираюсь с тобой судиться, что ты забеспокоился? – усмехнулся я. – Я шел в Город за правдой, и, кажется, я ее нашел. Спасибо тебе, что не поскупился.

– Да не стоит благодарности, ты заслужил.

– И что дальше? Сериал будешь делать?

– Ты же знаешь, я не любитель размазывать сопли по экрану. Шедевр должен быть концентрированным, как удар боксера…

– Или раствор яда, – хмыкнул я снова.

– Ну да, – согласился он. – Если травишь, так трави, а не мучь человека… У меня уже другие планы…

– Значит, я тебе больше не нужен? – поставил я вопрос ребром.

– Да, пожалуй, – после краткого раздумья ответил он. – Ты свободен! Ты мне, конечно, как сын, и мне будет интересно дальнейшее, но я не буду за тобой следить. Просто времени нет, извини. Может, гляну когда-нибудь запись-другую… Или если зритель с ножом к горлу пристанет, сооружу послесловие, эпилог…

– Эпитафию, – продолжил я список вероятных жанров.

– Ну, если тебя гиппоцет сожрет, то и эпитафию, – легко согласился он.

Я почувствовал, что его ничто не обременяло.

– Тогда пошел на хрен, Леший, – от души послал я его. – И не лезь больше в мою жизнь и в жизнь леса. Мы уж тут сами разберемся!

– А как же, конечно, разберешься, Кандидушка! Ты ж теперь, я полагаю, у них Главный Нуси будешь, ведь никто больше истинного положения вещей не представляет и представить не может. Будешь свою Флору уму-разуму растительному обучать…Ты уж не серчай, дорогой, искусство требует жертв, а тебя даже на костре сжигать не пришлось. Если про древность кино стану делать, придется жечь, ох придется, – деловито посетовал великий режиссер. – В жизнь твою лично я лезть не буду, обещаю. Но поскольку кино – это жизнь, не могу гарантировать, что наши роли еще не пересекутся… Прощай, Кандидушка! Благополучно тебе дождаться Навы и найти с ней общий язык, а я пошел на хрен, как ты послал. Хотя на хрена мне на хрен? Что за жизнь хреновая пошла? Хрен поймешь, но хрен с ней, пойду я… И хрен ты меня найдешь… – покаламбурил он на прощание. – А память к тебе вся окончательно скоро вернется, держись… Память – она иногда пострашнее, чем деревом по голове. А я устал на твои вопросы отвечать, сам вспомнишь, и в Город больше ходить не придется… Да, чуть не забыл: ты серьезно отнесись к предупреждению псевдотеток: «Представляешь, как они бредут к Белым Скалам и вдруг попадают в полосу боев!… Они гниют там заживо, они идут и гниют на ходу и даже не замечают, что не идут, а топчутся на месте… для Разрыхления это только полезно. Сгниет – полезно. Растворится – тоже полезно…» Они никого к себе не впускают и никого не выпускают. Тебя, конечно, на биостанции постарались защитить, но никто не может гарантировать… Они, к сожалению, лучше нас владеют биологическим оружием. Поэтому и мы никого из леса не выпускаем: птиц отпугиваем излучениями, а остальных – огнеметами… Береги себя, Кандидушка…