—
* * *
Они оставили свои одеяла во время пожара, а эта ночь была морозной. Шон и Клодия лежали, обнявшись, и тихо перешептывались.
— Я ничего не поняла, что ты говорил по радио. С кем ты разговаривал?
— Я разговаривал с южноафриканской военной базой, которая расположена, возможно, на границе, там, куда мы и направляемся.
— Они нам помогут? — с надеждой спросила она.
— Не знаю. Может быть. Если сумею связаться кое с кем, кого я знаю.
— С кем?
— Во время войны я был в команде родезийских разведчиков. Я также давал рапорты и в южноафриканскую разведку, — пояснил он.
— Ты был шпионом? — спросила она.
— Нет, — быстро ответил он. — Южноафриканцы и родезийцы были союзниками, на одной и той же стороне. Я южноафриканец, поэтому никогда не был ни шпионом, ни предателем.
— Тогда двойным агентом? — подшутила она.
— Называй это, как хочешь, но де ла Рей был моим командиром. С самой войны я посылал ему время от времени разные донесения, каждый раз, как мне удавалось получить хоть какую-то информацию о террористах из Африканского Национального Конгресса. Или действия враждебных правительств — все это я передавал ему.
— Он твой должник, да?
— Он многим обязан мне, если не считать еще и того, что мы родственники. Он мне двоюродный брат со стороны бабушки. — Шон прервал разговор, так как между их телами появилось маленькое тельце. — Кто это тут? Неужели сам Минни Маус пришел к нам?
Клодия заерзала, чтобы дать место ребенку, а Минни счастливо устроилась между двух теплых тел и положила голову на руку Шону. Он прижал ребенка поближе к себе.
— Она такая сладенькая, — гладила Клодия головку ребенка, — так и хочется ее скушать.
Потом наступила длительная тишина, и Шон думал, что Клодия уже уснула, но та вдруг заговорила снова, на этот раз тихо и задумчиво.
— Как ты думаешь, если мы отсюда выберемся, мы сможем удочерить Минни?
Этот простой вопрос содержал много ловушек и подвохов. Он предполагал совместную жизнь, совместное хозяйство с домом, детьми и ответственностью — все те вещи, которых Шон избегал всю свою жизнь. Вопрос должен был удивить его, но вместо этого он почувствовал тепло и уют.
* * *
Шумно стучал портативный генератор Хонда, его лампочки, развешанные на шестах, окружали площадку, на которой стоял вертолет.
Технологические люки были открыты, а с воздухозаборников сняты защитные решетки. Португальский пилот в синем комбинезоне наблюдал за русскими пленниками и проверял все, что те делали. Португалец очень быстро хорошо узнал и начал понимать генерала Чайну и понял, сколь шаткой оказалась его собственная позиция. За то короткое время, которое он провел с РЕНАМО, ему не один раз представлялась возможность быть свидетелем того, как генерал наказывает оскорбивших его или не выполнивших его приказ, и теперь каждый раз, когда он работал, он чувствовал на себе эти черные фанатичные глаза.
Было уже за полночь, но генерал еще и не думал отдыхать. Он летал весь предыдущий день от рассвета до самого заката, приземляясь только для того, чтобы наполнить машину топливом. Нормальный человек давно бы выбился из сил, португальский пилот уже несколько часов назад проковылял в свою палатку, но генерала Чайну, казалось, усталость не берет. Он семенил вокруг вертолета, наблюдая за каждым движением, за каждым действием, постоянно задавая вопросы, требовал поторопиться и был таким беспокойным, как будто им овладела какая-то темная страсть.
— Вы должны подготовить ее к полетам к рассвету, — повторял он, казалось, уже в тысячный раз за эту ночь, после чего поплелся обратно в полотняную палатку, которую он использовал как передвижную штаб-квартиру, где раскладывал большую карту и вновь изучал диспозицию своих войск, ворча себе что-то под нос.
На карте генерал отмечал то, что заметил с воздуха: расположение трудовых лагерей ФРЕЛИМО и грубые дороги, которые они подготовили для вывоза древесины. Он очень скоро уяснил себе объем вырубки и количество людей, собранных в трудовые батальоны. Он быстро понял, что напрасно искать такой маленький отряд среди такого количества народа. Он знал, что любой след продвижения Шона будет быстро уничтожен при такой густоте населения. Он не смел посылать следопытов или преследователей в зону лесоповала. Он уже потерял около сорока человек во время атаки ФРЕЛИМО и сопутствующего ей лесного пожара.
— Нет, я должен быть терпелив, — сказал он сам себе.
Он провел руками по карте.