Время умирать

— Говорят, англичане вообще завоевали свою империю на чае, — согласно кивнул Рикардо. Подошел Шон, до этого обсуждавший что-то с Матату и Джобом.

— Сейчас мы в нескольких часах ходьбы от тростниковых зарослей возле русла, где мы видели Тукутелу с самолета. — Он многозначительно взглянул на Клодию. — Я бы, конечно, предпочел дойти туда, а потом отдохнуть, но кое-кто, похоже, немного утомился… — Фраза повисла в воздухе — вызов и обвинение.

— Думаю, небольшая прогулка после завтрака даже пойдет на пользу, — дружелюбно сказала она, не желая признавать за ним хоть малейшее преимущество.

Когда Шон отошел, отец помешал остатки заварки и выплеснул их прочь.

— Не советую бегать за ним, тезоро. Слишком уж он крупная дичь, даже для тебя.

Клодия уставилась на отца, оскорбленная и негодующая.

— Бегать за ним? У тебя с головой все в порядке? Я едва его выношу!

— Вот это-то я и имел в виду, — усмехнулся он. Клодия вскочила и с излишней в данном случае поспешностью вытащила из рюкзака спальный мешок. Через несколько мгновений она пренебрежительно бросила:

— С такими, как он, я могу справиться одной левой и с закрытыми глазами. Но у меня слишком хороший вкус, чтобы возиться с ним.

— К счастью для тебя, — пробормотал отец настолько тихо, что Клодия не была уверена, правильно ли она расслышала его слова.

Еще до полудня того же дня Матату наконец привел их к зарослям папируса, окружающего зеленый пруд, который они видели с самолета. Он привел их прямо к отпечатавшимся в грязи следам. Все члены экспедиции, сгрудившись, принялись их разглядывать.

— Смотрите! — сказал Матату собравшимся. — Здесь стоял Тукутела, когда услышал, что летит индеки. Тут он повернулся и посмотрел на небо, бросая нам вызов. — Матату изобразил старого самца, изогнув голову и спину и приложив ладони к голове. Получилось такое достоверное изображение, что на мгновение он словно и впрямь превратился в слона. Все засмеялись, а Клодия, забыв об усталости, даже захлопала в ладоши.

— Что сделал старый слон дальше? — спросил Шон. Матату повернулся и указал на цепочку следов.

— Он ушел, быстро, очень быстро.

— Так, — сказал Шон. — Мы отстаем от него на сорок восемь часов. Нам нужно отдохнуть и поспать. Значит, когда снова тронемся в путь, будем отставать на пятьдесят пять часов.

Мать Тукутелы была главой стада из ста животных. На пятьдесят втором году жизни, во время последней течки, ее покрыли шесть самцов из стада, все молодые, здоровые, в расцвете сил.

Это было идеальное сочетание, чтобы родился великолепный детеныш. Неизвестно, чье семя проросло в ней, но старая самка взяла гены лучших слонов, больших, с большими бивнями, умных и способных руководить. Такие же гены в свое время сделали ее главой стада, и теперь старая слониха передала их плоду в своей утробе.

Она вынашивала его двадцать два месяца. В год, когда немецкие войска под предводительством полковника фон Леттов-Форбека опустошали Восточную Африку, в 1915, она покинула стадо и вместе с другой пожилой слонихой, которая сопровождала ее на протяжении сорока лет, углубилась в болота на южном берегу Замбези. Там, на окаймленном пальмами островке, окруженном на много миль зарослями тростника, над которым парили белоголовые орлы, высматривающие рыбу, она расчистила кусочек земли и приготовила себе ложе. Когда пришло время рожать, она расставила задние ноги и присела на корточках над расчищенной поверхностью, с пронзительным криком выполняя трудную работу, предназначенную ей природой.

По ее морщинистым щекам катились слезы, как будто она плакала, а изможденное тело сотрясали спазмы.

Вторая самка стояла рядом, как акушерка, лаская ее хоботом, поглаживая по спине и сочувственно трубя. Она освободила головку малыша и затем подождала, когда с последним сильным толчком наконец появился красно-розовый плод целиком. Слоненок упал на землю, разрывая пуповину. Тукутела начал бороться за жизнь немедленно, как только родился, даже все еще находясь в скользкой, покрытой слизью мембране, и старая самка осторожно высвободила его хоботом.

Затем хоботом же она осторожно и нежно подняла и поставила его на ноги между своих передних ног, издавая глубокие трубные звуки радости. Все еще мокрый, скользкий, перепачканный слизью околоплодных оболочек, почти слепой, Тукутела инстинктивно поднял свой маленький хобот и нашел материнские соски.

Пока он в первый раз в жизни пробовал жирное сладкое материнское молоко, его мать подобрала детское место и послед, запихнула их в рот, прожевала и проглотила. Потом с помощью хобота засыпала песком пятно крови на земле.

Втроем — мать, Тукутела и сопровождающая их слониха — они провели на острове две недели. Тукутела учился ходить, пользоваться хоботом. Его кожа потемнела, а глаза привыкли к ослепительному африканскому солнцу. Когда слонихи решили, что он достаточно окреп, мать привела его в стадо, толкая всю дорогу впереди себя, поднимая хоботом, помогая преодолеть препятствия.