В до– и внечеловеческом мире (природе), в менее развитом и осознанном виде – это то, что мыслилось как Natura naturans. Диалектика существует лишь на основе этой субъективной движущей силы, этого доминантного движения со всеми его превратностями; она появляется в мире лишь как субъект-объектное отношение, с субъектом как объектом, с объектом как субъектом в том завершении, к которому устремлены утопические чаяния. Самый могучий субъект и ключ, пусть и не готовый до конца, ко всякой Natura naturans – это человек[67].
Блох, как и Баадер, полагает, что понятие свободы имеет смысл и в натурфилософии. Условие подлинного преобразования человека – высвобождение продуктивных сил природы, невозможное в царстве отчуждения и эксплуатации. Онтологические (а с ними и эстетические) построения обретают этическое звучание[68]: надежда обязывает, а «еще-не-бытие», бытие-в-наброске, указывает на то, как и куда можно двигаться, на новый, лучший мир. Разумеется, утопическая герменевтика не остается смиренным постижением, а становится присвоением смыслов, их перетолкованием, которое отвечает потребностям утопической философии.
В онтологии Блоха возникает и понятие возможности, в котором он различает актуальные условия осуществления утопических устремлений и сами эти устремления (PH, 238). У возможности, таким образом, есть две стороны:
Оборотная сторона, на которой написаны пределы и масштаб того, что ныне возможно, и передняя сторона, на которой постоянно дает о себе знать все еще открытая целокупность (das Totum) под конец возможного. И именно первая сторона… помогает нам двигаться к цели, вторая же… не дает частичным достижениям выдавать себя за нашу главную цель, не отвлекает нас от этой цели (PH, 237).
Двум сторонам понятия «возможность» соответствуют так называемые «теплое» и «холодное» течения в марксизме, о которых будет сказано чуть ниже.
Онтология «еще-не-бытия» дополняется теорией «еще-не-осознанного» (das Noch-Nicht-Bewusste). Блох полемизирует с Фрейдом, считая, что темная, непрозрачная сфера сознания – это не сфера вытесненного и забытого прошлого, а напротив, сфера грез, мечтаний, еще не реализованного будущего[69]. Эта идея пришла к Блоху, как он сам впоследствии говорил об этом, в возрасте 22 лет, это неожиданное прозрение стало с тех пор его основополагающей интуицией. Он считал, что все его творчество служит экспликацией этой мысли, открытия «еще-не-осознанного». В отличие от субъективизма в сочетании с безоговорочным принятием принципа реальности у Фрейда Блох связывает «еще-не-осознанное» с «еще-не-ставшим» (das Noch-Nicht-Gewordene), с реальностью – природной и социальной.
Однако не любая мечта или фантазия есть предвосхищение будущего. Мечты могут быть произвольными, банальными, наконец деструктивными. Не в этом суть идеи утопической антиципации. Главное – понимание того, что в какой-то момент субъективное и объективное могут сойтись, и на мой собственный одинокий, ни на кого не похожий голос вдруг отзовется утопическое сообщество. Когда придет это время – зависит и от наших действий, и от развития материального мира.
Аутентичное выражение «еще-не-осознанное» находит в искусстве, которое всегда обгоняет свою эпоху, всегда указывает ей утопические возможности. Дневные грёзы о еще не свершившемся, фантазии, предчувствия составляют у Блоха исходный пункт и первую, самую простую форму художественного творчества.