Читаем Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон полностью

Образ, рожденный интуицией, становится проводником абсолютного знания, полученного путем интуитивного проникновения в реальность; он предстает и способом получения этого знания, и квинтэссенцией, концентрированным представлением знания, и его транслятором. Поскольку интуиция непосредственно постигает определенные предметы в их материальности, поскольку она обладает врожденным знанием вещи самой по себе (в этом Бергсон антагонист Канту), – постольку образ составляет сжатое и в определенной мере редуцированное знание о вещи и саму эту вещь, но в обедненном (редуцированном) варианте.

«Различая вещь и представление вещи, Бергсон вовсе не думает, будто представление есть копия или символ вещи; по крайней мере, поскольку речь идет о „чистом восприятии“, представление есть сама вещь, но с обедненным содержанием; так, например, вещь есть abcdef, а в восприятие вступили только стороны ее acf, выбранные из нее сознанием потому, что они представляют интерес для жизни, потому, что они биологически влиятельны»[386]. По Бергсону, интуитивный способ познания приводит к непосредственному постижению определенных предметов «в самой их материальности. Он говорит: „вот то, что есть“»[387]; «…инстинкт есть врожденное знание вещи»[388]. Во избежание путаницы напомню, что в «Творческой эволюции» речь идет не об оппозиции «интуиция – интеллект», а об оппозиции «инстинкт – интеллект». Это объясняется тем, что в данном случае (но отнюдь не во всех работах) интуиция выступает в виде преобразованного инстинкта, достигшего в своем развитии нового качества: «…интуиция – то есть инстинкт, ставший бескорыстным, осознающим самого себя, способным размышлять о своем предмете и расширять его бесконечно»[389].

«В чистом состоянии наше восприятие было бы действительно частью самих вещей»[390], – заявляет Бергсон. Понятия, напротив, есть «общие рамки», «врожденным знанием которых и обладает разум, ибо он естественным образом использует их»; эти рамки демонстрируют отношения вещей, а не сущность последних[391].

Но не значит ли это, что понятия и образы различны по природе, а не по степени, перефразируя Бергсона[392]? Образ, дающий нам саму вещь, пусть и в редуцированном виде, образ, балансирующий на грани материи и духа, – не является ли качественно иным онтологическим компонентом нашей духовной и физической реальности, чем тот экстракт, который разум смог извлечь из вещи, обрядив в одежды понятия? Действительно, образ дает нам саму вещь, пусть и в редуцированном виде; понятия же, порожденные операцией анализа, в этом смысле совершенно противоположны образам, ведь «анализировать, – говорит Бергсон, – значит выражать какую-нибудь вещь в функции того, что не является самой этой вещью»[393].

В силу этого ясно, что обычное понятие – конструкция разума[394], то есть оболочка, приложенная к вещи извне; следовательно, понятие само по себе не субстанциально; во всяком случае, оно не самодостаточно и не первично, а возникает как следствие деятельности разума и обусловлено этой деятельностью. Бергсоновский образ, напротив, не мыслимая конструкция, лживая сущность. «Под „образом“ же мы понимаем определенный вид сущего, который есть нечто большее, чем то, что идеалист называет представлением, но меньшее, чем то, что реалист называет вещью, – вид сущего, расположенный на полпути между вещью и представлением»[395]. При этом, с одной стороны, как следует из всего сказанного, образ не есть ни сущность, ни феномен в чистом виде, а есть их изначально данное синтетическое единство; то есть, действительно, устраняется различие между существованием и явлением, которое, по мнению Бергсона, было присуще многим философским школам.

Бытие образа обладает самодостаточностью, и в этом плане образ субстанциален; однако, в отличие от истинной субстанции, бытие образа все же не первично, хотя и не зависит, на первый взгляд, от сознания (как общего свойства материи и духа, присущего им в разной мере) или внеличного сверхсознания, о котором философ заговорит, начиная с «Творческойэволюции». Согласно Бергсону, чистое восприятие исходно, первично[396], то есть имеет онтологический приоритет; а оно, как мы знаем, бессознательно (в этом случае образ понимается как центр сил, пронизывающих всю материю, а восприятие уподобляется «пучку» силовых линий)[397]. Но при этом «для образа быть и быть воспринятым сознанием – состояния, различающиеся между собой лишь по степени, а не по природе»[398].

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука