В силу сказанного, мы можем использовать в нашем исследовании «простые представления» учения Бергсона и как систему терминов, описывающих реальность (в том числе, как мы увидим, реальность художественную), и как совокупность образов, приближающих нас к исходной интуиции.
Иными словами, мы закрепляем за «простыми представлениями» научную точность и гносеологическую ценность с точки зрения позитивной науки, мы признаем их терминологический статус. В то же время они остаются живыми образами. Одной гранью «простые представления» оборачиваются в сторону анализа, представая функцией интеллекта; но другая их грань обращена в сторону «симпатического» вживания в реальность: а это уже функция интуиции. Тем самым конституируется не дуализм науки и метафизики, а их синтез[602].§ 7. Характеристики новых, качественных образов-понятий с точки зрения особенностей процесса познания. Бескорыстность гносеологического акта. Активное созерцание как метод контакта с реальностью. Гносеологическое усилие. Гносеологическая ясность
Понятно, что интуитивное познание, полагающее мир как систему соответствий, осуществляется, в отличие от познания интеллектуального, вне всякой практической
направленности. Действительно, по Бергсону, если привычные понятия связаны с ориентацией на практику, то образы (и, добавим, новые качественные образы-понятия) инспирированы бескорыстным познанием, созерцанием. Согласно комментарию Кронера, интуиция есть «миросозерцание в буквальном смысле»[603]. Понятия «возникают благодаря практическому и жизненному, а не умозрительному интересу, и потому, очевидно, не способныудовлетворить требованиям умозрительного мышления. Эти требования будут удовлетворены лишь в том случае, если мы вернемся к самому созерцанию. И единство, и истину, и действительность следует искать до всякого образования понятий, а не за и не над ним»[604].Вспомним одно из наиболее известных бергсоновских противопоставлений интуиции интеллекту, завершающееся знаменательным выводом: «Внутрь же самой жизни нас могла бы ввести интуиция –
то есть инстинкт, ставший бескорыстным, осознающим самого себя, способным размышлять о своем предмете и расширять его бесконечно»[605]. Самое главное здесь то, что бескорыстное созерцание ничуть не пассивно, не бездейственно: напротив, «говорить так <…> значило бы не признавать своеобразной природы длительности, а также по существу своему активного… даже насильственного характера метафизической интуиции»[606]. Приведенный тезис служит лучшим опровержением сомнению, «не будет ли философия состоять в том, чтобы только созерцать жизнь, „как сонный пастух созерцает текущую воду“», и «не придется ли философу замкнуться в исключительном созерцании самого себя»[607].Именно качественные понятия-образы, возникшие в процессе
такого активного созерцания реальности, в противоположность практически ориентированным привычным понятиям, помогают проникнуть «во внутреннюю природу вещей»[608]. И в данном случае мы идем от реальности, от постижения ее сущности к репрезентации постигнутого в новых понятиях-образах, «а не от понятий креальности»[609], как обычно. Ясно, что это преодоление привычного алгоритма не может быть легким. Само возникновение, смысловое обогащение и рост образов-понятий происходит постепенно и требует включения всех душевных сил. «…Если метафизика возможна, то она может быть только тяжелым, даже мучительным, усилием, направленным к тому, чтобы пойти против естественного склона работы мысли, чтобы сразу[610] войти, путем некоторого интеллектуального[611] расширения, в ту вещь, которую изучают, словом, чтобы идти от реальности к понятиям…»[612], – этот вывод Бергсона суров, но неизбежен. Необходимостью приложить усилие новые образы-понятия также отличаются от готовых понятий.Означенное усилие необходимо еще и для того, чтобы интуиция, рождающая образы-понятия, могла бы осветить саму себя и достичь посредством такого освещения особого качества ясности,
непохожей на кажущуюся ясность готовых понятий, которыми услужливо снабжает нас интеллект. Бергсон различает два рода ясности.