Этот неизвестный юноша стал промыслительно орудием избавления апостола Павла от нависшей над ним опасности. Узнав о заговоре против него, апостол н е п р е н е б р е г м ы с л и ю о б р а т и т ь с я к г р а ж д а н с к и м в л а с т я м. При отвлеченной вере человек, может быть, решил бы ничего тут не делать, для своего лично телесного спасения, пассивно предавшись в волю Промысла. Но великий реалист духа, апостол Павел усмотрел, как мы имеем право предполагать, руку Промысла, именно в сообщении ему племянником известия о готовящемся на него нападении. И, как видим, принял все внешние меры, для предупреждения этого нападения (ст. 17, 18). «Сын сестры», как ангел Господень, оказался в числе светлых стражей, охранявших драгоценную для всего мира жизнь апостола.
46. ПРАВИТЕЛЬ ФЕЛИКС (ХХIII, 33–35; XXIV, 22–26)
Язычник, тысяченачальник Клавдий Лисий, был также в числе светлых сил, которым был поручен беззащитный, в оковах, апостол. Поверив, добрым своим сердцем, племяннику Павла, Лисий, под сильным конвоем, отправил апостола в Кесарию, при письме вполне благоприятного апостолу содержания. Не думал, конечно, Лисий, каково значение, для всего человечества, того, о ком благожелательно и снисходительно писал Феликсу. Какая тайна в том, что некие п о с л е д н и е в мире должны после стать п е р в ы м и, а первые последними. Несмотря на ясное об этом слово Откровения, ни «последние» не подозревают ожидающей их славы, ни «первые» не думают о возможном своем умалении пред этими «последними».
Вскоре в Кесарии появились и ожидаемые там жалобщики на апостола, Анания и другие старейшины, приведшие, конечно, целый легион бесов с собою… Агнец Христов — Павел был под стражей в Иродовой претории. На первом рассмотрении дела ничего не было решено, но «чрез несколько дней Феликс, пришедши с Друзиллою женой своею иудеянкой, призвал Павла и слушал его о вере во Христа Иисуса. И так как он говорил о правде, о воздержании и о будущем суде, то Феликс п р и ш е л в страх и отвечал: теперь пойди, а когда найду время, позову тебя. П р и т о м ж е надеялся он, что Павел даст ему денег, чтобы отпустил его: посему часто призывал его и беседовал с ним» (24–26).
Примечательно здесь сочетание некоего, несомненно религиозного, страха Феликса во время слов апостола о п р а в д е, в о з д е р ж а н и и и с у д е, с его явным желанием получить с апостола взятку. Этот тип религиозности человеческой не чужд и нашей эпохе; в делах, в жизни и психологии, — прочное служение своим эгоистическим интересам, а в глубине души, где-то «трещинка в вечность», смутное, но уже святое беспокойство от соприкосновения с миром таинственным, с областью непостижимой, но, к а к — т о р е а л ь н о й… «Может быть, реальной»… Непросветленная вера в иное могущественное бытие п р а в д ы и с у д а, страх от начала осознания этого бытия и суда, и, в то же время, — хладная отдаленность разума, сердца и воли от Истины.
47. РИТОР ТЕРТУЛ
Тертул произносит обвинительную речь против апостола. Речь эта напоминает речи обычных наемников, говорящих не от сердца, а то, что надо тем, которые наняли их. Это был ходатай по делам, адвокат, без коего не обходились государственно-судебные дела и в апостольское время. Кратко, но обстоятельно выразил Тертул точку зрения первых преследователей христиан. Христианство им представлялось «назарейской ересью». Представители христианства — «язвой общества». Польстив Фесту и его государственной мудрости, апеллируя к нему, как к блюстителю мира, иудеи, чрез своего адвоката, приносят косвенную жалобу и на Клавдия Лисия, вырвавшего апостола Павла из рук их. Этим свидетельствуют они о несомненно благом намерении и поступке иерусалимского тысяченачальника, который стал, сам того не зная, архистратигом-ангелом, в отношении апостола.
Укоризны некоторых людей почетны. Укоризны Тертула, если и бессильны прибавить славы великому апостолу, то, несомненно, возвышают Клавдия Лисия, показывают его справедливую душу.
Созерцаешь это странное судилище: безвестного, бесцветного Феста, сидящего «на судейском месте», и кучку злых людей, желающих истребить сокровище всего человечества — апостола Павла, но связанных страхом государственной законности; воочию видишь всё «д е й с т в о мира сего»: зло и добро рядом растут, цветут и плодоносят на поле этой жизни. И не сразу, а постепенно выявляются (для благоговейно созерцающих жизнь) пути Живого Промысла и спасения людей.
Божественно, без нарушения нравственной, человеческой свободы, соединяются на этих путях, личные судьбы каждого человека, неповторимого во веки; сочетаются с делом спасения всего человечества.
Если Иуда, как говорит Священное Писание, удавился, чтобы «пойти в место с в о е», то ведь всякий человек ищет идти, и всегда идет только «в место свое», во всех своих делах жизни.
48. ЦАРЬ АГРИППА