«Какого чёрта я здесь делаю? Почему до сих пор дрожу перед палаческой петлёй — и это после того, как дрался со слуа под Туром, с живыми мертвецами на болотах Камарга и с оборотнем в Ренн-ле-Шато, после того, как умер и воскрес? Чего ради выпрашиваю у зануды Ибелена пригоршню номизм на попойку с местным отребьем, в то время как под стеной моего сарайчика зарыто на полторы тысячи фунтов лоншановских драгоценностей? За каким бесом нанимаюсь в убийцы византийского базилевса, будучи — ну скажи, себе-то самому скажи! — будучи по уши влюблён в его жену? Ещё полгода назад Конрад мог из меня верёвки вить одним упоминанием о Риме или Дингуолле — но что мне теперь его угрозы, если с лоншановым наследством я могу в любой момент сбросить старую кожу и зажить, как свободный человек? Городок Биелла в верховьях реки Черво, конечно, соблазнительная приманка, но видит Бог, с меня хватило бы и крохотной деревушки где-нибудь на берегу Оркнейского залива… Искать меня, может, и станут, но чёрта с два отыщут… Зачем же тогда?»
В разрывах серых туч просвечивала яркая синева, с моря дул ровный, холодный бриз, неся запахи соли и водорослей. Мерно шелестели волны, набегая на усеянный ракушками песок. Отрешённо уставившись в морской простор и время от времени рассеянно швыряя в прибой мелкую гальку, Мак-Лауд сидел на своём бревне и пытался найти хоть какой-то ответ на свой вопрос. И верный ответ, похоже, был совсем простым.
«Привычка. Я привык так жить — всегда один и всегда на лезвии ножа. Жить одним днём — сегодня жив, завтра видно будет. Жить, никогда не забывая поглядывать за спину: не пришли ли по твою душу? Не те, так эти. За десять лет я успел обзавестись таким количеством врагов, что теперь со счёту сбиваюсь. Но появился шанс всё изменить. Появилась та, ради которой стоит менять. Так не пойти ли вам к дьяволу, мессир Конрад, а заодно с вами и мессиру барону с его поручениями?..»
Дугал полез в пояс и достал оттуда прозрачный флакончик с притёртой пробкой. Взвесил на ладони пол-унции верной смерти. Широко размахнулся.
…И — осторожно опустил склянку обратно в потайной кармашек.
«Нет. Нужно всё обдумать. Именно сейчас, когда цена ошибки будет высока как никогда прежде, нужно всё продумывать как можно тщательней. Сделать кое-какие приготовления. А главное, вызнать исподволь, какая судьба ждёт мою Агнессу после кончины её венценосного супруга. Возможно — и даже наверняка — эта смерть сыграет на руку не столько Конраду Монферратскому, сколько нам двоим. Впрочем, не будем забывать и про интересы Крестового Похода. Святое дело есть святое дело… что бы там вы ни утверждали, мессир Ибелен. Немного времени на обдумывание — вот, что мне сейчас нужно. И это время у меня как раз есть».
Насчёт последнего, однако, Мак-Лауд ошибся.
…Нынешним утром в столице что-то происходило. Дугал уловил изменения нюхом, как натасканный терьер улавливает тонкий крысиный писк в забитом припасами погребе. Собственно, начало заварушке было положено ещё вчера: в таверне вовсю обсуждали побоище в богатом квартале, через слово поминая семейство Склиров. Скотт прислушался, но толком ничего не понял. Увлечённо размахивающий руками рассказчик сам передавал услышанное в лавке, привирая на всяком слове. По его словам выходило, якобы эпарховы шпики пытались арестовать пребывающего в бегах Склира, последнего из опального семейства. Тот оказал сопротивление, призывая горожан к оружию и возмущая их против вседозволенности, с которой распоряжается в городе эпарх Дигенис. Завязалась драка, зачинщика так и не повязали — в суматохе тот улизнул.
«Местные забавы», — пожав плечами, рассудил шотландец.
Константинополь лихорадило. Издалека доносился приглушённый гул, навроде морского прибоя — так, если Дугалу не изменял опыт, звучит многолюдное человеческое сборище, разгневанное и алчущее крови. В паре мест над крышами медленно росли пушистые столбы серого дыма.
Сон мгновенно сгинул. Требовалось поскорее выяснить, что творится.
В захламлённом внутреннем дворе толпилась пёстрая стайка ахающих, восклицающих и причитающих на разные лады женщин. При виде явившегося из покосившегося сарая иноземца они с визгом бросились врассыпную. Захлопали двери, залязгали засовы.
— Госпожа Фиса! — воззвал кельт, углядев юркнувшую в дом матрону. — Госпожа Фиса, не пугайтесь, это же я!
Узнав постояльца, хозяйка замешкалась и осторожно высунулась из-за дощатых створок — непрочных, грозивших развалиться при первом же серьёзном ударе. Позади дородной дамы возились, верещали и азартно толкались её многочисленные отпрыски.
— Госпожа Фиса, что стряслось? Сарацины берут Константинополь? Базилевс отменил налоги на три года вперёд?