Сверху всё казалось иным. Ненастоящим, игрушечным. Настоящими было только небо в кипении быстро меняющих конфигурацию облаков, испещрённое белыми барашками серое море да изогнувшаяся дугой гавань. Всё прочее, включая город на берегу, было просто декорациями. Фальшивый аэродром из брёвен и фанеры, с выкрашенными серой и зелёной краской самолётами, созданный исключительно ради того, чтобы отвлечь внимание противника. Через четверть часа всё это исчезнет в яркой, ослепительной вспышке пламени, городские кварталы превратятся в дымящиеся руины, ведь здешним зданиям, сшитым на живую нитку, многого не надо. Взрывная волна разметает постройки и людей, и на месте чуть ли не трети Акки останется воронка да пепелище. Эдакое проявление гнева Божьего, огненный перст с небес. И всё кончится, раз и навсегда. Не будет никаких нелепых попыток перекроить историю, двойных Вселенных, чужих загадочных планов и заговоров. Не будет Елены с острова Кипр, я вернусь в мир, которого лишился по какой-то чудовищной ошибке. Всё пойдёт прежним путём. Как там говаривал Серж? «Перепутанные циркуляры не из той папки»? Небесный канцелярист разложит бумаги по надлежащим местам, Лили Марлен под одиноким фонарём дождётся своего солдата, кончится война… кончится всё.
Беззащитная, испуганно взирающая в небеса Акка проплывала под крыльями пикирующего бомбардировщика. Мерцающая под стеклом искорка смещалась к перекрестью двух тонких шкал, меняя цвет с зелёного на красный.
Он услышал немудрящую песенку вчера, в лагере пилигримов. Не крестоносцев, обычных людей, однажды по зову сердца покинувших свои страны, города и дома, чтобы однажды добраться до стен Иерусалима, увидеть пустую гробницу Сына Божьего и исполнить ведомые только им обеты. Мессир фон Райхерт забрёл туда случайно, смутно надеясь разжиться у добрых людей кувшином вина, да запнулся, словно споткнувшись о невидимую верёвку. Здешние паломники не выкрикивали нестройным хором псалмов и молитв, в которых по неграмотности путали слова, а сидевший у костра певец был созданием светским до мозга костей и кончиков давно нечищеных ногтей. Сущий юнец, судя по лицу — уроженец Апеннин, с чистым голосом, воспевавший отнюдь не положенные христианам добродетели, но рассказывавший о самых обычных вещах — дорогах, встречах и разлуках, любви и смерти, человеческих утратах и надеждах.
Гунтер простоял там долго, смотря из темноты на свет костра и лица сидящих вокруг людей. Он даже решил пожертвовать последними монетками из своего кошеля — но молодой человек не собирал подаяние, он пел просто так, чтобы ободрить и поддержать своих спутников в долгом и тяжёлом странствии. Кто-то окликнул его по имени — «мессир Франческо!» — а потом обер-лейтенант увидел, что певца сопровождает молоденькая девушка, жена или подруга, пребывавшая в тягости, и, подобно доброй части женщин Средневековья, носившая своё раздувшееся чрево со спокойным достоинством. Парочка рука об руку прошла мимо него и затерялась в темноте, среди палаток и шатров, и, сидя за штурвалом «Юнкерса», он невесть почему вспомнил их. Безыскусные песни на грубоватом норманно-латинском и музыкальном провансальском наречиях. Лагерь паломников далеко, вряд ли он пострадает при взрыве. Хотя кто может предсказать, чем закончится неизбежная паника, вызванная падением пятисоткилограммовой бомбы?
Зелёная точка достигла перекрестья, замерцав ярче рубинов в пряжке берета мессира де Гонтара. Заход на цель выполнен безупречно. Скользящее движение рычага, освобождающего захваты — и SC-500, с воем разрубая металлической тушей воздух и вращаясь вокруг собственной оси, полетит вниз.
«А Серж говорил — сегодня наконец будет какой-то большой совет, — вяло напомнила память. — Вдруг это и есть твоя цель, а, солдат? Да, наверняка.»
«Я просто выполняю приказ…»
«Чей приказ, солдат? — вопросил у Гунтера тихий, твёрдый голосок. — Разве Он — твой командир? Разве Ему ты присягал на плацу лётного училища в Кобленце? Веришь ли ты обещаниям того, кто называет себя де Гонтаром? Ты никогда не хотел быть пешкой в чужих играх, а сейчас даже не задумываешься о том, кто использует тебя. Ты — пылинка вне времён и обстоятельств, но пылинка, обладающая собственным разумом и правом выбора».