Время вестников (сборник)

— Да лохи они тут все, без исключения! — заклеймил цвет европейского рыцарства Серж, когда мессир фон Райхерт наконец сумел пробиться к нему на прием. — Как дети малые, право слово! Тупы-ые — сил нет! Чего скажешь — тому и верят, только ушами хлопают!.. Слышь, истинный ариец, а ты чего такой, будто тебя двадцать сарацин имели в очередь, а двадцать первый побрезговал и выбросил на помойку? Ограбили в пути, что ль?

Серж де Казакофф тоже изрядно переменился. Неубедительный ежик стриженых темных волос преобразился в коротенькую гривку, завязанную в хвостик, чуть раскосые глаза полыхали огоньком жизнерадостного глумления над основами мира, бархатный наряд был пошит по последней здешней моде и искрился драгоценными камнями, а роскошный шатер, как скромно поведал Серж, раньше принадлежал Исааку Комнину и был взят в качестве боевого трофея. Язык у Сержа по-прежнему был без костей, манеры оставляли желать лучшего, а высказывания отличались хамской прямотой. Выражаясь образно, Серж цвел и благоухал, аки магрибская роза — безмятежно игнорируя традиции этого мира или переделывая их ради собственного удобства.

— Ну, вроде того. Превратности дороги, так сказать…

— Тю-ю! — присвистнул Серж. — Куда ж ты глядел, старая сова? Сколько раз мне твердил: деньги — это святое, с них глаз спускать нельзя! То-то я гадаю, чего Мишель на расспросы о тебе кряхтит да отмалчивается? Может, подкинуть десяток-другой номизм на бедность? Или насчет места похлопотать? Я тут в последнее время вроде как преуспел малость, какую аферу не затеешь — все получается. Раньше у нас, ну, в смысле, в старой России раньше даже поговорка такая была — «Как черт ворожит»… Так что, пристроить тебя куда? Сначала, конечно, побудешь мальчиком на побегушках, потом, глядишь, и пробьешься… Тут, оказывается, такие денежные дела можно проворачивать — закачаешься! Мы-то и не подозревали! Я тебя таким штукам научу, мы всю эту рыцарскую шатию просто сделаем!..

Возможно, предложение — пусть и в грубоватой форме — было сделано от всей души. Возможно, Гунтер, помявшись для приличия, и согласился бы принять чужую помощь. Если бы, по злому стечению обстоятельств, снаружи не послышались женские голоса. Шелковый полог, обильно расшитый аляповатыми золотыми цветами, откинулся в сторону, пропустив некую благородную даму и двух ее служанок. Мессир фон Райхерт разглядел тонкий темный силуэт на фоне солнца и услыхал мелодичный голос с легким греческим акцентом:

— Я вернулась, дорогой. Это друг, гость или у вас какие-то дела?

— Это друг пришел в гости по делу, — бодро откликнулся русский. Полог опустился, женщина вошла внутрь. Равнодушно-приязненно скользнула взглядом по вскочившему германцу, слегка кивнула и величественно проплыла во внутреннее помещение шатра, отгороженное толстым персидским ковром. Она явно не признала в оборванце своего бывшего знакомого — а может, сделала вид, что не признала.

Киприотская патрикия Елена-Даниэлида Хониата, подобно своей исторической тезке, была по-прежнему великолепна и неотразима — как ослепительная молния с ясного неба. Гунтер не мог взять в толк только одного: что она делает здесь, в жилище Сержа. Неужели?..

— Э-э… — Казаков как-то виновато заерзал в кресле. — Слушай, ты не обижайся?.. Ты умчался в Константинополь, бросил девушку в одиночестве… Елена, конечно, из тех железных дамочек, что сами о себе вполне позаботятся, но все-таки… В общем, слово за слово, так и познакомились… Она чертовски привлекательна, я чертовски привлекателен, так чего зря время терять?

— Вы и не теряли, — деревянным голосом произнес мессир фон Райхерт.

Серж изобразил пантомиму глубочайшего раскаяния и смешливо фыркнул:

— Ты ж понимаешь, чего только в жизни не случается… Женщины — они и есть женщины. Рыбки в море. На самом деле этой рыбы куда больше, чем кажется на первый взгляд, и ее хватит на всех. Одна, другая, Елена, Беренгария, какая разница? Кстати, к слову о Константинополе. Вы где моего бывшего шефа потеряли, де Фуа в смысле? Что, старикан остался в Византии?

— Умер твой шеф, — буркнул германец, вставая. — Спасибо за гостеприимство.

Наверное, по традициям Средневековья следовало бы вызвать удивленно заломившего бровь Сержа на поединок. С надменным швырянием перчатки в лицо и криками: «Сударь, вы хам, извольте к барьеру!» или вроде того. Однако лишенный малейшего намека на благородство русский, скорее всего, воспринял бы подобный жест как неостроумную шутку или, подобно герою рассказанного им как-то анекдота, предложил бы германцу выбрать в качестве оружия собственные рога.

А хоть бы даже и согласился. Рубиться на мечах? Смешно. Стреляться?.. Последние патроны Гунтер две недели тому в припадке пьяного бешенства расстрелял в равнодушное белесое небо, после чего зашвырнул «вальтер» в пески. Но даже если б Гунтеру сейчас дали заряженный пистолет, он бы по хлебному амбару промахнулся на десяти шагах. Руки предательски дрожали, и время от времени мутилось в глазах от постоянного пьянства.