Время вестников (сборник)

— Ничего, — угрюмо сказал Гунтер. — Мне сейчас все — ничего. История — шлюха, а я — наивный дурак, поверивший этой шлюхе… Мне казалось, там, на Салефе, будет заговор, коварное нападение… и вот я срываю планы убийц, спасаю германского императора… А оказалось — всего-навсего пьяный император-самодур да кучка туповатых рыцарей. И вообще, это не я спас императора, а он меня. Нет в этом Средневековье ничего, о чем я мечтал. Ни благородства, ни романтики, ни верности и чести, ничего вообще… Такая же грызня за право вскарабкаться повыше, как у нас.

— Вдобавок сбережения спер какой-то проходимец, а подружка ушла к другому, — в унисон подхватил мессир де Гонтар. — Вот такое Средневековье без прикрас. Вообразили себя не иначе как белым ферзем, а вышли битой пешкой. Кстати, милостивый государь, а с чего вы решили, что моей «темной фигурой» был де Фуа?

— Но… если не он, то кто же?

Тонкая улыбка мессира де Гонтара отражала разом и презрение, и жалость, и превосходство победителя.

— Ну будьте же последовательны, господин фон Райхерт, как-никак мы живем в реальном мире! Дайте себе труд сложить два и два! Кто появился в этом времени столь же мистическим образом и шел с вами рядом, но иной дорогой? Кто преуспел, а кто раздавлен? Кто богат, а кто нищ?

— Не… не может быть… Этот русский? Казаков?!.. Да скажите же прямо!

— Вот, вы сами и сказали. Эх, люди, люди… Что ж, господин гениальный актер и чужак в земле чужой, оставляю вас наедине с вашей скорбью и желаю всего наилучшего. Прощайте, герр Гунтер, более мы с вами не увидимся, — де Гонтар лихо развернулся на каблуках и зашагал прочь, прямой, как лезвие его шпаги. Явившийся воочию представитель потусторонних сил, сейчас казавшийся Гунтеру единственной возможностью что-то изменить в его нескладной жизни, уходил, уходил навсегда и бесповоротно.

Германец сам не ожидал от себя, что вытолкнет сквозь разом пересохшее, точно ободранное наждаком и всеми песками Аравии горло:

— Подождите!

— Да-да? — рассеянно оглянулся через плечо де Гонтар.

— Что, вы так запросто уйдете?..

— Разумеется, — хмыкнул почтенный господин в черном. — Меня, знаете ли, ждут неотложные дела. Утешение неудачников в их число, к сожалению, не входит.

— Что же мне делать?

— Странный вопрос. Живите. Или не живите. Вы, помнится, присматривались к вон тому суку? Он выдержит. Ремень тоже.

— Но, мессир де Гонтар… Тогда, в Нормандии… — от разгулявшихся нервов и нахлынувшего страха Гунтер никак не мог подобрать нужные слова, они рассыпались у него в руках, как бусины порвавшихся четок. — Тогда вы говорили, будто способны вернуть меня обратно, в сороковой год двадцатого века…

— Тогда нам помешали, но, хотите верьте — хотите нет, именно так я и намеревался поступить, — белое перо качнулось в такт легкому кивку.

— А… а теперь вы не можете этого сделать? — очень тихо выговорил фон Райхерт.

— Помилуйте, да зачем? — пожал плечами мессир де Гонтар. — Разве что… если вы очень попросите…

«Ты совершаешь ошибку. Ты знаешь, кто — вернее, что он такое. С ним нельзя заключать сделок. Даже если кажется, что иного выхода нет».

— Я не знаю… Просто попросить? — в отчаянии цепляясь за последнюю соломинку, промямлил германец. — И только?

Дьявол обернулся к обер-лейтенанту фон Райхерту — медленно, очень медленно — и пристально, очень пристально посмотрел на него. Зрачки Мессира были, как два провала в ночь. Их взгляд леденил и обжигал одновременно. Глядя в них, Гунтер ощутил головокружение, резкое и внезапное — и поспешно отвел взгляд.

«Тогда в Нормандии ты не боялся встречаться с Ним взглядом», — укоризненно напомнил внутренний голос. Совсем тихий голос.

«Тогда в Нормандии все было иначе. И это было так давно…»

— Так вы — просите? — вкрадчиво осведомился де Гонтар.

— Я… Да.

— Идите за мной.

Он направился вниз по склону, по остаткам старой дороги. Гунтер, как привязанный, в нескольких шагах следовал за ним.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Полет дракона

14 августа.

Акка, королевство Иерусалимское.

Идти пришлось довольно далеко — не меньше пяти миль, за пределы лагеря крестоносцев, туда, где людское мельтешение сходило на нет и начинались пустынные холмы в зарослях пожухлой и выгоревшей травы. Гунтер вскоре выдохся и отстал, де Гонтар же неутомимо шагал вперед, пока не скрылся за ближайшим холмом. Шумно пыхтевший германец вскарабкался следом, остановился на вершине — перевести сбившееся дыхание — и вдруг ошарашенно заморгал, не веря своим глазам.

Внизу, в длинной, узкой и на удивление ровной лощине стоял «Юнкерс-87». Зеленая краска на фюзеляже и крыльях моноплана изрядно облезла и облупилась, но на корпусе все еще были видны две счастливые семерки и белый щит-домблон, перечеркнутый алым крестом. Неподалеку от пикирующего бомбардировщика, сошедшего с конвейера в 1937 году, приткнулась открытая фура, запряженная двумя унылого вида коньками. Вокруг фуры суетилось с дюжину человек, скатывая по подставленным доскам нечто, похожее на огромную бочку, но тускло отсвечивающее металлом и снабженное плавниками-стабилизаторами.