— За что, каперанг? Что я вам сделал? — крикнул я, навалившись телом на дверь.
— За что? — переспросил капитан, щелкнув замком. Голос его стал глухим. — Не думаю, что ты сейчас можешь это понять, Виктор, но объясню. Когда в семьдесят шестом на учениях, имитирующих захват США, пьяный мичман отвязал трос моего батискафа, я, старшина второй статьи, которому оставалась всего-то пара недель до приказа, оказался один на глубине шести тысяч метров. Я лежал на грунте в абсолютной тишине, окруженный черной мертвой водой, и мне некому было задавать такие вопросы. Наверное, поэтому я и выжил. Только поэтому. У меня не было еды, воды, почти не осталось воздуха. Фотография моей девушки и та лежала под матрацем на суше… Считается, что на таких глубинах нет жизни. Это ложь. Жизнь есть везде. Порой в иллюминатор заглядывали такие еб-ща, что я начинал верить в ад. Вокруг меня жил океан. А я — умирал. Океану было все равно. Понимаешь?
— Океан — это аллегория, — предположил я.
— Ни хрена ты не понимаешь. Раньше моряков хоронили, выбрасывая прямо за борт под салют пушек. Считали, что умершие моряки становятся частью океана. На самом деле их трупы доставались акулам. Опять не понимаешь?
Косберг замолчал. Я не видел выражения лица каперанга, но понял, что обидел его.
— Капитан, вы еще здесь? — спросил я, прислушиваясь.
— Еще здесь, — вопреки моим ожиданиям невозмутимо произнес он. — Предчувствуя близкий мучительный конец, я бился о стены в приступе паники, пока не свалился на пол. Потом началось удушье, я готов был разорвать себе горло в надежде, что это как-то поможет. Потом и вовсе все кончилось… Батискаф поднимали семь дней, предельный запас кислорода в аппаратах класса «С» (это, чтобы стало понятно, эконом-класс по-граждански) рассчитан на сорок восемь часов. Разницу подсчитай сам. Когда я очнулся, то вообще ничего не помнил. Но я стал другим, это факт. Я стал понимать и чувствовать значительно больше обычных людей. Я знал, как устроен мир. Я знал, как его изменить. Чем, собственно, сейчас занимаюсь. Но мне до сих пор непонятен механизм моей трансформации. Мне хочется знать: я уникальный тип, архетип, или во всем виноват случай, стечение обстоятельств?
— А я здесь при чем?
— Очень просто. Я буду наблюдать за тобой, Виктор.
— Почему я, почему не ткачихи?
— Ну, ты даешь, ей-богу. Даже объяснять не подумаю.
— Гендерный признак?
— Что? Виктор, не стоит умничать, береги кислород. Я пытаюсь воспроизвести ситуацию до мельчайших подробностей. Поэтому твой кислород обязательно должен закончиться. Но не бойся, я рядом и ткачихи поблизости. Я тогда в батискафе и мечтать о таком не мог.
— Нет!..
— Да, Виктор, да. И еще: раз ты у нас «слухач», мы попробуем развить эту твою способность до максимально возможного уровня. Ты будешь медленно умирать и слушать записи разговоров. Самые разные записи. Самых разных людей. Я пущу воздух в каюту, только когда пойму, что ты научился определять суть людей, суть их мыслей, их прошлое, их будущее по голосам.
— Я не смогу.
— Тогда, в батискафе, я тоже так думал. А теперь весь мир у меня как под лупой и каждый человек, на которого я смотрю. Считай, его мозги у меня на ладони разложены, как у нейрохирурга. Меня иногда тошнит от всезнания, от ясности. Но если бы не та экстремальная ситуация, быть бы мне всю жизнь простым мичманом-дураком.
— А если я погибну?
— Ты станешь океаном, а океан станет тобой. Вот и все…
И он опять оставил меня одного в темноте «одиночки».
Я нащупал гамак и лег в твердой решимости выжить и победить. Стараясь дышать редко и глубоко, чтоб сэкономить воздух, я терпеливо ждал, когда начнут крутить пленки с голосами. Но время шло, а тишина так и оставалась тишиной. Неужели Косберг забыл дать команду? Неужели он меня обманул? Может быть, он не капитан, а маньяк?
Мысль о возможном обмане стала вдруг доминантной, и я стал задыхаться…
Теперь я уверен, что у удушья не было физических причин, это был результат самовнушения. Но тогда мне не хватало воздуха, чтобы размышлять, меня покидало сознание. Уже перед самым отрубом какие-то голоса все-таки пошли, пошли прямо сквозь стены, но я не смог за них зацепиться. Какая-то неведомая сила, как во время побега Маши с Керимом, потащила меня наверх. Я опять увидел под собой город, людей и дерьмо, плывущее по Неве. И мне показалось, что я слышу их мысли…
Я очнулся от толчков и вибраций. Это Косберг колотил меня ладонями по щеке. Заметив, что я открыл глаза, он прекратил экзекуцию и протянул мне носовой платок в крупную клетку. Я вытер слюни с лица и огляделся.
Мы сидели на скамейке напротив пруда в Ботаническом саду. Было светло. Вокруг ни души. Сырой ветер осторожно шелестел мятыми осенними листьями.
— Все кончено? — спросил я.
— Да, — он откинулся на скамейке и с видимым облегчением вздохнул.
Я прислушался к его мыслям, но ничего не услышал.
— Из меня ничего не вышло? — выронил я с испугом.
— Наоборот, Виктор, наоборот, — каперанг улыбнулся. — Из тебя вышло все. Все говно до последней корпускулы. Пора приступать к работе…
Глава 19. ЭВОЛЮЦИЯ МАСС