Читаем Время воды полностью

После обеда я отправлялся в номер и спал. Дневной сон считался ритуальной процедурой, статусной привилегией и обязанностью. Трепангов едят из-за статуса, хотя они дорогие и тухлые. Спать, когда все прочие пашут, тоже считалось почетным.

Бизнесмены интересующей Косберга группы любят повторять, что работают по двадцать часов в сутки, как рабы на галерах. Сытые, загорелые, ухоженные и, как правило, физически слабые, эти люди грязно и нагло лгут. За этих людей всегда работают другие. В лучшем случае эти люди наблюдают за чужой работой. Днем и ночью они готовы говорить о деньгах, это их возбуждает. Возбудившись, они начинают бухать, жрать, драться и лапать женщин.

Я просыпался под вечер, принимал душ и ехал «метнуть фишку» или «катнуть шар» куда-нибудь в «центр». В это время суток в «центр» перемещались многие любители присваивать результаты чужой работы. Наблюдая за «метателями фишек» и «катальщиками шаров», я видел, как мало их занимает сама игра. Они приходили, чтобы нажраться, заморозить мозги кокаином, набить кому-нибудь морду или же самому по ней получить. Иногда в залах звучала стрельба — отсутствие личной отваги успешно замещалось наличием вооруженных телохранителей. Но бывало и так, что ночь проходила спокойно, заканчиваясь всеобщим спариванием. Но не повальным, а иерархически обусловленным. Здесь срабатывала та самая административная субординация, которая отличает людей от горилл, гиббонов и других представителей эволюционного тупика.

Не дожидаясь кульминации, я отправлялся восвояси, заботясь не столько о себе, сколько о моральном и телесном здоровье швей, которым в самое ближайшее время предстояло выйти на авансцену.

Я возвращался в номер под утро, зажигал свет, доставал из прикроватной тумбочки толстую тетрадь в клетку, авторучку и садился писать. Это была публицистика, хроника времени, характеристика бытия или, если хотите, досье. Письмена предназначались для Косберга, именно для него я дублировал картотеку, возникающую в моей голове.

Картотека включала в себя две группы лиц — кинетическую и потенциальную. В кинетическую входили олигархи первой волны, люди, которые уже воспользовались оплошностью государства, оказавшись в нужном месте в нужное время, а именно: возле власти во время острого припадка безумия. Государство танцевало стриптиз, снимая и разбрасывая вокруг себя банки, заводы, фабрики и целые промышленные регионы. Люди из первой группы подбирали и присваивали разбрасываемое. В редких случаях покупали за деньги, взятые в долг у того же государства.

Жаль, меня в тот момент там не было, в тот момент я, как и многие мои сограждане, ни о чем не подозревая, бухал, лежа на мешках с сахаром… Я бухал, а процесс капитализации продолжался. Обретение частной собственности расширяло сознание субъектов кинетической группы. И однажды они догадались, что деньги, взятые в долг у безумца, можно тому не отдавать. Так они и поступили. Так начался их головокружительный подъем. К текущему моменту они добрались до максимальной точки, обогатившись до состояния «заворота кишок». Если верна теория спиралевидного развития природы и общества, то скоро им предстояло долгое и несвободное падение.

Однако подступиться к ним было непросто. Олигархи первой волны обзавелись не только собственной охраной, но и манией преследования. Они пересели из обычных «меринов» в бронированные и переселились из «элитных» квартир в неприступные феодальные замки. Они не доверяли никому, в том числе самим себе и лечащим их психиатрам. Подступиться к ним могли только швеи или люди из второй группы.

Эта группа получила название потенциальной. Она была более многочисленной и голодной. Государство продолжало безумствовать, но собственности у него поубавилось, время легких денег прошло. Олигархи первой волны стали регулировать популяцию себе подобных ради сохранения собственного уровня жизни и сделали непроходимыми мосты, по которым сами пробрались к финансовому олимпу. От оставшихся лазеек попахивало уголовщиной или говном. Пробивать по ним путь можно было лишь с помощью револьвера и собственной жопы, или же в заковыристой комбинации того и другого. Талантливый соискатель из второй группы проникал в мир большого бизнеса в хорошо подогнанной шкурке пушистого грызуна — производного между халдеем и пидором. Этот путь пролегал через унижение и презрение и определял последующую модель поведения соискателя.

Далеко не каждый представитель пассивно-потенциальной группы достигал промежуточного финиша — выбирался на орбиту чудесного вращения вокруг какого-нибудь «денежного мешка». А уж возможность самому стать «центром вращения» предоставлялась единицам, что роднило среднестатистического соискателя со среднестатистическим сперматозоидом. Но в отличие от летящего наугад сперматозоида соискателю надлежало иметь навигационное чутье места и времени: слабого места на теле «центра», в которое можно нанести удар, и тонко рассчитанного момента времени, когда этот удар оказался бы неотразимым…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза