Читаем Время воды полностью

Чувствуя себя игроком на блошиных скачках, я составлял таблицы и списки будущих побед и поражений самых способных и амбивалентных соискателей власти, денег и могущества. Я знал наверняка, что, взобравшись на самый верх, уничтожив своих конкурентов, насильников и хозяев, эти люди не сумеют избавиться от приобретенных в процессе карьеры привычек и будут испытывать тоску по сильной руке, плетке, искусственному члену в жопе. Я очень рассчитывал, что утолить эту их тоску смогут запертые на подлодке ткачихи. Воспитанные как спартанцы, ткачихи знали, что и как вставить будущим хозяевам жизни по самое «не могу».

Косберг создал универсальный ключ. Я нашел двери, которые требовалось открыть. Мы могли начинать свою собственную игру. Оставалось дождаться, когда Косберг закончит пить.

Глава 23. ВЫДРЫ И СКУНСЫ

Исписав две трети тетради, я вернулся на подводную лодку. Я был готов к бою и способен вести в бой других.

Я принес осунувшимся без тепла и опеки швеям сладости и полезные книжки: «Этикет в картинках», «Полный курс истории проституции», «Сексуальные извращения в странах капитализма». С практикой у девушек все было в ажуре, но теорию следовало подтянуть.

В тот же день я сводил их в баню на улицу Братьев Васильевых. А затем — на рынок за косметикой и колготками. Вещи для швей выбирал сам, так как изучил вкусы и пристрастия богатого и богатеющего сословия.

Становилось холодно. На набережной лежал первый снег. Ночевать на скамейках в парках становилось небезопасно. Но Косберг не спешил появляться. Больше ждать было нельзя, и я решился на поиски.

Мы начали на рассвете — времени суток, когда дикая жажда и тяга к забвению толкает алкоголиков на мелкие преступления и торговлю последним исподним. В эти тихие сумеречные часы алкоголики выходят на улицы и бредут на тусклый свет ларьков под гулкий и неровный стук сердца. Бедный Косберг был в их числе — я это чувствовал.

Нам пришлось прочесать всю Петроградскую и большую часть Выборгской стороны, но, прежде чем взошло солнце, мы нашли нашего командира. Нашли лежащим возле дощатого вагончика с бытовой химией. Рядом с ним валялся использованный флакон — средство от мух. Каперанг был грязен и худ и, не признав в нас своих, запустил учебной гранатой, а затем пополз по-пластунски в сторону морского вокзала, громко и фальшиво напевая «Прощание славянки». Несмотря на токсическое опьянение, он полз нечеловечески быстро, и мы нагнали его только на набережной и потом долго пеленали рыболовецкой сетью, захваченной мною с субмарины. Великий человек не сдается ни при каких обстоятельствах, подумалось мне тогда.

С большим трудом мы отбуксировали Косберга до альма-матер и положили просыхать в центральном отсеке, где меньше качало.

Пока начальник метался в горячке, я подсчитал потери утренней экспедиции. Итоги оказались неутешительными: во время охоты на каперанга мы потеряли до тридцати процентов личного состава швей. Почуяв в утреннем воздухе табачно-пивной аромат половозрелых мужчин, они рассосались по городу. Я не винил тех, кто ушел. Я винил себя, я недооценил особенности женской биохимии: в период овуляции гормоны у женщин доминируют над импульсами коры головного мозга. То был научный факт, и он объяснял моральную неустойчивость женского контингента в определенные календарные даты.

Я оглушительно выругался, витиевато, восьмиэтажно, чтоб достать до печенок всех оставшихся на борту девушек. От упоения матом мне в голову пришла мысль о необходимости создании системы контроля за швеями, некоего особенного отряда, если угодно, органа, индифферентного к плотским соблазнам. Этот бесчувственный аналитический орган выполнял бы функцию «пояса верности» у горячих, чувственных, думающих ниже пояса швей. Большая холодная голова и длинные, лишенные растительности, ноги — вот каким представлялся мне идеальный сотрудник нашей с Косбергом группы быстрого реагирования. К сожалению, два этих качества были несовместимы в реальной жизни.

Тем не менее, отряд всеобщего контроля за всем, что обычно исчезает из виду, скоро возникнет. Сформированный из наукоемких и лишенных прелестей бытовых сторон жизни альтруистов-профессионалов, отряд появится в канун группового захвата швеями олигархов. Непризнанные гении-одиночки, невостребованные умы, отличающиеся от тупого агрессивно-унылого большинства полной неспособностью извлекать коммерческую выгоду из своего дара. Этот отряд будет действовать незаметно и безошибочно и постепенно установит контроль над швеями, лицами других профессий и лицами, профессий не имеющих. За скрупулезность, въедливость, дотошность, не брезгливость он получит название «СКУНС», чем будет гордиться. Неприметные скромные люди без знаков отличий составят гвардию «Родины-6». Их прямым командиром буду я. Ввиду строгой секретности я и сам не всегда буду помнить об этом…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза