Время волков (СИ)

- Вам бы еще немного подучиться риторике, раз бываете в столице, а то мысль хороша, но не очень отточена. Но в целом ответ не самый плохой, - заметил Дерстейн Тарвел. - Умный. - Теперь, когда глаза привыкли к освещению, Александр смог рассмотреть собеседника как следует. Даже сидя в кресле казавшийся невысоким, герцог Стеренхорда был узок в плечах и бледен кожей, потомок великих воинов и сам неплохой боец, предводитель натренированной армии и хозяин угрюмой суровой крепости, он больше всего с виду походил на книжника или монаха. Даже и не верилось сразу, что его родили эти старые камни. Хотя за минувшую тысячу лет они рождали многих, очень многих, а выживали из всех родившихся лишь те, кто умел жить.

Тарвел не был ни молод, ни особенно красив, хотя равно далеко от него отстояли и уродство со старостью. Одет он был в дорогой камзол черного цвета, напоминающий о черном медведе на гербе дома и расшитый красными нитями. Совершенно седые волосы стягивал обруч из черненого серебра.

- Вас прислал господин Картвор? - осведомился герцог, очевидно собравшись застать Александра неожиданным вопросом врасплох. Ему это практически удалось. Да что там "практически". Удалось и все.

- Как я могу наблюдать, новости нынче распространяются довольно быстро, - заметил Гальс, поглаживая большим пальцем левой руки фамильный перстень на среднем правой. Он очень надеялся, что этот рефлекторный жест не выдал его тревоги. - Я думал, что сумею опередить новости, но, оказывается, не сумел. - Проклятье, откуда Дерстейн успел прознать? Кто сообщил ему? Шпионы, гонцы, беженцы - или же Артур Айтверн?

- Из окон Стеренхорда очень далеко видно, - сообщил Дерстейн с такой многозначительностью, будто это что-то объясняло. - Куда дальше, чем считают многие из зовущихся мудрецами. Люди думают, что я замкнулся в своей цитадели, а я меж тем вижу, как пляшут звезды в небесах и люди на земле. Мне известно, кто и под каким именем захватил Лиртан. И пусть мне неведомы все дома, пошедшие за Картвором… но уж про графа Гальса я наслышан.

- Иными словами, у вас очень хорошие осведомители. А главное, быстро работающие. Поздравляю, герцог. Не теряете хватки. Ну что ж, по всему выходит, своими новостями я вас удивить уже не смогу. Но миссия, с которой я к вам прибыл, ничуть не теряет своей важности. Да, меня послал Гледерик Картвор.

- И он хочет, чтоб я признал его законным монархом и привел свои войска, - прямо сказал Тарвел. Похоже, он вообще не любил уверток и хождения по чужим следам. - А вам выпало убедить меня, что мне будет выгодно подчиниться. Хорошо. Раз выпало, убеждайте. А то как-то не хочется за вас говорить…

Убийственная откровенность. Просто убийственная. Неудивительно, что Дерстейн всегда держался в стороне от государственных интриг, люди вроде него всегда предпочитают идти напрямик. И, как ни странно, им нельзя отказать в уме. Александр подавил вздох и принялся убеждать. Для начала он рассказал о том, как после долгой череды сложных и изощренных проверок Мартин Лайдерс посвятил его в свою тайну. Поведал о том, что в Иберлен недавно вернулся потомок старой династии, выросший на чужбине, в Карлекии, и решивший возвратить себе достояние предков. Александр сообщил о первой своей встрече с Гледериком, описал того, как решительного и умного человека, получившего блестящее образование, обладающего задатками настоящего лидера, умеющего повести за собой людей и никогда не предающего соратников. Александр особо подчеркнул, что Гледерик желает принести королевству только благо, знает, как поставленных целей добиться, и будет намного лучшим королем, нежели Роберт, оказавшийся просто марионеткой в руках окружения, пусть даже его окружение управляло Иберленом довольно разумно. Гальс отметил, что восшествие на престол Брейсвера - ни в коем случае не бунт, не измена, не преступление против богоугодной власти, а, напротив, возвращение законного правителя. Возвращение на круги своя. И в интересах всего Иберлена как можно скорее признать Гледерика и сплотиться вокруг него, не допустив гражданской войны, ненужного разорения и лишних смертей. Александр прибег ко всем имевшимся у него запасам красноречия, обратился в само обаяние и не жалел ярких красок, какими расписывал начало нового царствования. Он старался говорить красиво, живо, образно, со страстью, но вместе с тем не пренебрегал и рациональными доводами, желая поразить не только сердце слушателя, но и ум. Гальс изощрялся всеми силами, расписывая новые справедливые законы, что скоро будут приняты, уверенную внешнюю политику, наведение внутреннего порядка, непрестанное радение о благе поданных, грядущие мир и согласие. Он вспомнил все словесные ухищрения и ораторские приемы, которым обучался, и пустил в ход все, до одного. В море вываленных Александром метафор, тропов, аллегорий и остроумных сравнений смело можно было тонуть. Под конец граф даже немного охрип и, пересилив свою гордость, отхлебнул вина из прежде столь опрометчиво отодвинутого кубка.