Шла война явная и тайная. О второй, тайной, не писали в газетах. Это был фронт без линии фронта. Но и здесь были свои победы и поражения. Бои были напряженными, хотя на этом фронте не гремели залпы артиллерии и не слышались пулеметные очереди. Сражения шли в едва уловимом треске и шорохе ночного эфира. Не воздушные армады, а одинокие самолеты с приглушенными моторами двигались в ночном небе на большой высоте и обходили стороной военные объекты и города, сбрасывая не бомбовый груз, а одиночных парашютистов или небольшие группы людей. Правда, выстрелы и взрывы иногда звучали и на тайном фронте, но не они были решающими. Очень часто небольшой клочок бумаги со столбиком цифр оказывался сильнее атаки танковой дивизии, и два слова, брошенные вполголоса, решали судьбы многотысячных армий.
День выдался не по-зимнему солнечный и ясный. По синему небу медленно двигались редкие бело-пеиные облака, чем-то похожие на взбитые сливки.
Ровное широкое шоссе, казалось, само стелилось под колеса машины. По обеим сторонам бежали ряды деревьев, посаженных по линейке. До Берлина оставалась сотня километров, и Старков стремился быстрее преодолеть их, чтобы успеть за сегодняшний день не только устроиться в столице, что не так просто сейчас, когда почти ежедневно Берлин подвергался массированным налетам авиации и многие кварталы превратились в руины, но и нанести несколько официальных и неофициальных визитов. Асфальтовая лента шоссе бежала через поселки, мимо чистеньких аккуратных домиков под крутыми черепичными крышами. Размышляя о своем, Старков чуть было не налетел на полосатый шлагбаум с короткой надписью: «Ремонт. Объезд три километра». Дорога впереди и поселок основательно разбиты, видны следы недавней бомбежки. Время приближалось к полудню. Старков свернул и, следуя стрелкам указателей, объехал разбомбленный поселок. Выбравшись на шоссе, дал полный газ. Но не успел отмахать несколько десятков километров, как перед мостом через канал снова остановка. Заградительный отряд.
— На ту сторону проезд закрыт! — к машине уверенно подошел долговязый молодой ефрейтор из отряда фольксштурма.
Новая армейская форма на нем сидела мешковато, из широкого воротничка торчала тощая мальчишеская шея. На вид ему было не больше шестнадцати-семнадцати лет. Но держался он не по возрасту уверенно, гордый своим назначением и службой.
— Сворачивайте в тень, не демаскируйте военный объект!
«Военный объект» — это мост. Слева и справа, по обе стороны шоссе, под деревьями стояло с десяток автомашин. Вдали, за каналом, над железнодорожной станцией, стелился дым, в небе мелькали крошечные самолеты, гулко доносились взрывы бомб и торопливый грохот зенитных орудий. «Задержка может быть долгой», — подумал Старков и вслух резко произнес, обращаясь к безусому ефрейтору:
— Кто здесь старший? Позовите сюда!
Парень, лихо козырнув, побежал к дому на противоположной стороне. Вскоре он вернулся с кряжистым, неторопливым стариком в форме фельдфебеля. Старков воочию мог убедиться, что созданные и широко распропагандированные Геббельсом отряды фольксштурма состояли в основном из призывников семнадцати и шестнадцати лет и людей пожилого возраста.
Увидев за рулем штатского, фельдфебель нахмурился:
— Приказ для всех одинаковый!
Старков молча стянул с рук узкие замшевые перчатки и, вынув из кармана удостоверение контрразведки, протянул фельдфебелю. Тот, подслеповато щурясь, уставился на документ. Потом не спеша достал и водрузил себе на нос очки в жестяной оправе.
— О! Контрразведка… Он из контрразведки! — восхищенно зашептали мальчишки в солдатской форме.
Фельдфебель наконец разобрался, в чем дело. Вытянулся.
— Только там, — он махнул на ту сторону канала, — должен доложить вам, сейчас очень опасно… Вы сами видите, налет вражеской авиации…
— А на передовой, думаете, не опасно? — спросил, улыбаясь, Старков, поворачивая ключ зажигания.
Шлагбаум медленно поднялся, открывая проезд на мост. Старков, не оглядываясь, на полном ходу повел машину на ту сторону канала. С высокой насыпи он увидел, как пламя охватило здание станции, как горели вагоны. Сбавляя скорость, к пригородной станции приближался пассажирский экспресс. Разбомбив эшелоны, американские бомбардировщики — Старков по внешнему виду определил союзников — пошли на Берлин. Осталось лишь два самолета, и они, сделав разворот, атаковали приближающийся пассажирский поезд. Крупнокалиберные пули дырявили крыши вагонов, прошивая их насквозь. Над двумя вагонами вспыхнуло пламя…