– Да. Одно другого хуже. Это ведь Квартал Уличных Крыс, не забыла? Одним словом, в тот день, когда моя мать умерла, я дал себе слово, что никогда не буду полагаться на других в том, что касается еды и крова. И никому не позволю исполнять мои мечты за меня. А еще, что однажды я разбогатею и буду жить во дворце. И все мои беды закончатся.
– Ты правда мечтал жить во дворце? – спросила Жасмин с любопытством.
– Из нашего дома, с задней его части, как раз открывался вид на дворец, – кивнул Аладдин со слабой усмешкой. – Я любил сидеть, глядя на него, и мечтать. Мне казалось, что он похож на рай. Белый и золотой при свете дня, суровый и непоколебимый в пыльную бурю, озаренный тысячами ламп ночью. Поэтому, когда я переселился из нашей хижины после маминой смерти, я выбрал именно то убежище в старой башне, потому что с нее открывался похожий вид.
– А я все эти годы, – задумчиво проговорила Жасмин, – тосковала в своих роскошных садах. Сидела у окна, глядя на лежащую внизу Аграбу, и мечтала оказаться там. Может быть, наши мысли даже сталкивались, как порывы ветерка.
– Или как пара ласточек. – Аладдин изобразил танцующих в воздухе птичек движением ладоней.
– Но богатство – это не волшебная лампа, которая может одним махом устранить все твои проблемы, – медленно сказала Жасмин, тоже принимаясь теребить пальцами кусочек хлеба. – Представь себе, что ты – большая, сильная птица, запертая в тесной, хоть и золотой клетке. Если бы не смерть моего отца, сейчас я чувствовала бы себя счастливее, чем когда-либо в жизни. Здесь я свободна. А иметь свободу выбора гораздо ценнее, чем просто иметь все, что пожелаешь.
– Тебе придется убедить в этом народ Аграбы, – сказал Аладдин с кривой усмешкой. – Иначе люди вряд ли пойдут за тобой. Пока что, мне кажется, они предпочитают иметь сытый желудок, а не свободу выбора.
– Когда я стану правительницей, у них будет и то, и другое, – поклялась Жасмин. – Я обязательно придумаю, как сделать так, чтобы накормить людей и при этом сохранить им свободу. И еще они обязательно будут учиться. Все дети будут ходить в школу, независимо от религии или общественного положения. Не только мальчики, но и девочки тоже. А когда они вырастут, им всем будет предоставлена возможность заниматься тем, к чему у них лежит душа, и никого больше не смогут принудить воровать или попрошайничать. Клянусь.
Ее глаза смотрели в пространство, видя перед собой не полутемную комнату, а будущий мир, который она непременно построит своими руками. Аладдин не сомневался, что она действительно воплотит это свое видение или погибнет, пытаясь сделать это. Она заставила его поверить, что это возможно... что на земле и вправду можно построить рай.
И он готов был сделать все что угодно, лишь бы помочь ей достичь этой мечты.
– Я верю тебе, – прошептал он. – Я верю в тебя.
Он никогда бы не осмелился поцеловать ее высочество принцессу Жасмин.
Но ему и не пришлось это делать.
Потому что ее высочество принцесса Жасмин сама потянулась к нему и поцеловала его.
Ее горячая кожа пахла песком и мятой. Аладдин растворился в поцелуе, словно все его тело только и ждало его, а он сам даже не подозревал об этом. Она обвила руками его шею и притянула к себе ближе, а потом запустила пальцы ему в волосы, а другой ладонью погладила его плечи с пылом, которого он не ожидал от нее.
– Значит, мы больше не ссоримся, да? – шепотом спросил Аладдин.
Ее высочество принцесса Жасмин шутливо щелкнула его по носу.
– Доброе утро, ребята, – пробурчал Дубан между двумя зевками, тяжело шлепая босыми ногами по каменному полу. В руках он держал большую медную джезву, полную дымящегося кофе, и несколько маленьких, изящных чашечек. Он тяжело плюхнулся на плоскую подушку на полу, но умудрился не пролить при этом ни капли. Щуря мутные спросонок глаза, он расставил чашки и принялся разливать ароматный темный напиток.
– Погоди, а разве сейчас не ночь? – спросила Жасмин, отрываясь от книги, которую читала, устроившись возле неяркой масляной лампы. – Здесь так темно... совсем теряешь счет времени.
– Закат – это утро для тех, чей труд проходит в сумраке теней, – изрек Дубан, с безупречной точностью наполняя крохотные чашки, хотя оставалось только удивляться, как он вообще что-то видит сквозь опухшие от сна веки. – Прости, о величайшая Царица Разбойников и Будущая Султанша, я не спросил, как ты привыкла пить свой утренний кофе. Я положил в него много сахара, как учил меня отец.
– Я сейчас выпила бы, наверное, даже осадок со дна котла в войсковой кухне, – сказала Жасмин, деликатно берясь за чашечку. – А твой кофе, я уверена, во много раз лучше.
– Жасмин!
Два встрепанных босоногих клубка лохмотьев с радостным визгом ворвались в комнату и тут же взгромоздились принцессе на колени. Она рассмеялась, обхватывая их руками.
– Ширин, Ахмет! – прикрикнул на них Маруф, который как раз входил вслед за ними, с шарканьем волоча за собой неподвижную ногу. – Не стоит обращаться с принцессой крови так, будто она ваша личная тетушка.