Отряд и вправду вел Расул. Только его глаза были совсем другими. Мертвые, черно-красные, они казались меньше и при этом гораздо глубже, чем были у него у живого. А его кожа была отвратительно бледной, как личинка мухи. Или как срезанный ноготь. Или как залежалый бараний жир. Его руки и ноги висели неподвижно, как у куклы.
— Он… он восстал из мертвых, — стуча зубами, сказала Моргиана. За все долгое время, что он знал ее, Аладдин впервые уловил страх в ее голосе.
Аладдин никогда не собирался убивать Расула. А уж такого капитан стражи точно не заслуживал. Превратиться в зомби, в зловонное ожившее пугало… Что он сейчас испытывает? Боль? Способен ли он контролировать свои действия? Тоскует он по отнятому у него покою или яростно ненавидит все живое?
Что бы с ним сейчас ни происходило, отчасти это была его вина — его, Аладдина.
Он расправил плечи, отогнав тошноту. Со своей виной он разберется позже. И исправлением своих ошибок тоже займется потом. Сейчас им нужно просто остаться в живых.
Ошарашенно вертя головами, Уличные Крысы смотрели, как то здесь, то там над городом взмывают все новые отряды медленно парящих солдат.
—
Моргиана что-то пробормотала сквозь зубы на языке своей матери.
—
— Никогда! — выкрикнула Жасмин в небеса. — Да я лучше…
Аладдин остановил ее, коснувшись ее руки и указывая куда-то в сторону пустыни.
Огромный вращающийся конус песка поднялся над барханами, подобно смерчу. Но только в отличие от смерча он был очень широк, с перистыми краями. И песок, внутри его не вращался, а двигался как под действием невидимого ветра, неестественными, дергаными рывками. Внезапно сквозь песок проступило изображение: огромные песочные часы с медленно стекающим вниз песком, туда, где на самом дне Маруф, Ширин и Ахмет в беззвучном отчаянии бились о стекло, пытаясь вырваться наружу.
Дубан издал горлом сиплый звук, похожий на сдавленный вопль.
—
С этими словами, без единого лишнего звука и даже эха, голос Джафара умолк. Песок, изобразивший страшную картину в небе, осыпался дождем.
— Он победил нас, даже не обнажив ни единого клинка, — подавленно произнесла Моргиана. — Дубан, конечно, мы пойдем к нему. Не можем же мы оставить их умирать… вот так.
— А что потом? — спросил Аладдин, поворачиваясь к ней. — Ты правда думаешь, что, если мы сдадимся, это что-то изменит? Думаешь, он просто возьмет и отпустит их, как обещал? Пусть даже так… но если забыть на минутку, что после этого он сделает с нами — а я уже представляю себе быструю казнь и еще четыре зомби в составе его армии, — то что станет с Аграбой? Что станет со всеми остальными? Ведь тогда не останется никого, кто смог бы бороться с ним. Город будет полностью в его руках — огромная игрушка, с которой он сможет экспериментировать дальше, как ему вздумается. А там — как знать? Может, и весь остальной мир?
— Мне плевать на весь остальной мир, — резко перебил его Дубан. — Мне есть дело только до моего отца и моих племянников.
Жасмин хотела что-то сказать, но Дубан остановил ее, подняв ладонь.
— Согласен, вы правы. Джафару нет смысла отпускать их живыми. У него в руках все карты. Но даже если бы он оставил их в живых, я бы не пожелал им жить в том мире, который он собирается создать.
— Что же нам делать? — мрачно спросила Моргиана.