Молодые войи, принесшие тяжело раненного нияза, повиновались, побежали туда, откуда доносился голос боя. Один из них ненароком задел замершую столбом девушку, и она очнулась. Пожилая женщина, худощавая, с коротко стриженными седыми волосами и пронзительными холодными глазами встала на колени перед раненым, вытянула руки над телом. Кольцо-кастет тупым выступом глухо стукнуло в череп раненого, он обмяк, потеряв сознание. Щедрая щепоть порошка дурманики прямо в обнаженную рану, проворные пальцы пробежались по тайным точкам.
– Железо, – сказала метр Элана.
Кати замешкалась, не зная, кому передать неизвестно как оказавшуюся у нее сумку, но какая-то добрая душа подтолкнула в спину. Пальцы сами дернули шнурки, сумка раскрылась, инструментарий, обыкновенно называемый целителями «железом», брякнул, солнце заиграло на стали.
Кати словно разделилась надвое. Одна девушка трепетала от ужаса, вторая не позволяла себе испытывать эмоции и вовремя подавала соответствующий инструмент.
Мэтресса копалась в живом теле, разрезая, сшивая, пережимая и закрывая, и наконец откинулась и перевела дух. Кто-то из младших ловко стер пот с ее лба, помог встать.
– Жить будет, сначала жидко, потом даже живо, да пребудет с ним Жива, – выговорила Элана скороговоркой, разминая колени. Кати растерянно заморгала, Луиса улыбнулась и быстрым шепотом пояснила, что если старуха сыплет прибаутками, это означает, что все не так уж плохо.
Младшие целители сбивались с ног, старшие сыпали распоряжениями:
– Горячей воды и корпии.
– Луиса, твой.
– Юлия, не спи! Мертвой воды, живо!
– Этого перебинтовать, и смотрите, чтобы не очухался раньше времени!
– Славак, займись.
– Четвертная мертвая вода во фляге с черепом. Разбавить на шестнадцать.
– Ты, ты, ты и ты. Стоять могешь? Блевать не будешь? Хорошо, ты тоже. Железо, ножи, повязки, склянки, корпию. Пойдете со мной, – велела мэтресса Элана.
Группа целителей в сопровождении немногих легкораненых вошла в многострадальный городок.
Элана остановилась над лежащим на дороге. Кати только раз посмотрела на раненого и торопливо отвела взгляд.
Бой подходил к концу, его голос становился все слабее. От запаха крови кружилась голова, еще пахло порохом и горюч-водой, да летали шальные стрелы…
Свистнуло, и склоненная над раненым Элана вдруг охнула, села наземь и выругалась.
– Неприятность, – сказала мэтресса, недовольно разглядывая сидевшую в ее плече стрелу.
– Сэнири Элана… – Девушка чувствовала, как ужас затопляет ее волной. – Что же теперь делать?
– Мне сидеть, тебе же бегать, – в обычной своей прибауточной манере ответила целительница. – Вытри нюню, девчонка… Экая невидаль, стрела… Что делать, знаешь? Да не со мной, потерплю! – Она почти оттолкнула Кати. – Его работай!
Кати в который уже раз показалось, что она спит. Но не сон, реальность, это к ней обращалась мэтресса Элана, это она должна была
А старуха будет поглядывать через плечо, подсказывать, оценивать и контролировать, но теперь она не может отобрать у нее железо и оттолкнуть в сторону.
Таковы истинные уроки целительства.
– Железо, – произнесла девушка повелительно, и кто-то вложил ей в руку скальпель.
Времени больше не существовало.
Было лишь Дело, которым следовало заниматься.
Кати существовала где-то в сторонке, отошла на второй план бытия. Она могла испытывать и страх, и неуверенность в себе, ей могло быть сколь угодно плохо, но…
Она была целительницей.
Сейчас была только целительница, у которой, как и у войя, чувства не должны сказываться на Деле.
И лишь когда Дело кончилось, Кати позволила себе вернуться к себе, снова ощущать чужие боль и страх, хлынувшие со всех сторон. Луиса помогла встать.
Опять некогда отдыхать.
Целители шли по краю смертной сечи, помогая тем, кому могли помочь, и скоро Кати увидела друзей.
В хаосе стали вдруг наступило затишье.
Макс стер со лба пот и кровь, свою и чужую, огляделся. Бой завел их в тупик улицы, рядом лениво полыхал большой дом. Юноша вяло отряхнул кровь с меча, без интереса спрашивая себя, почему бой остановился.
Бой завел сражавшихся в тупик. С одной стороны глубокая канава, почти ров, с другой – высокий забор, с третьей – огонь лениво лизал большой дом.
Беричи и воличи смотрели друг на друга, дюжина против трех дюжин, лица жителей болот выражали угрюмую готовность к последнему отчаянному рывку.