Время жить

А вот журналистку, похоже, некоторые подробности все же заинтересовали.

- Скажите, пожалуйста, - прощебетала она, сверяясь с какими-то пометками в своем блокноте, - а вы сами участвовали в противостоянии между Темным Лордом и магическим сообществом? Прошу прощения за такой вопрос, дело в том, что ваши картины… они кажутся довольно личными, - она замолчала и настороженно взглянула на Октавия, ожидая реакции на нескромное любопытство.

Он помолчал с полминуты. Лицо художника чуть дрогнуло, но лишь на мгновение. Видно было, что он тщательно подбирает слова для ответа.

- Моей семье угрожали… Пожиратели Смерти, - наконец выговорил Октавий, и на миг мне показалось, что его голос едва не надломился. - Как и мне.

- Ваши картины поэтому такие… эмоциональные?

- Да, можно сказать и так. Видите ли, так вышло, что своим эмоции я мог изливать только на холст. Я не участвовал в открытом противостоянии, однако под угрозой приходилось выполнять некоторые поручения… Пожирателей. Понимаете ли, со своими проблемами мне было больше некуда идти.

- Неужели у вас совсем нет друзей? - притворно ужаснулась корреспондентка.

- Я вполне самодостаточен, - вежливо улыбнулся Октавий одними губами, давая понять, что тема закрыта.

Мы постояли еще немного, послушав, как он рассказывает о своем творчестве, но ни о чем интересном журналистка больше не спрашивала, и вскоре я, Рон и Гермиона отделились от группы слушателей.

- Вам не показалось, что он врет? - поинтересовался Рон, когда мы покинули помещение и вышли во внутренний двор, залитый солнцем.

- Ты это о чем? - рассеянно уточнила Гермиона, погрузившаяся в рекламный буклет.

- О своей непричастности, - вздохнул я.

- Да конечно, врет, - пожала плечами подруга. - Кто ж сам признается в службе Волдеморту? Авроры выставку не запретили, значит, дела на него не заведено, а он не идиот, чтобы признаваться самостоятельно.

- И ты так спокойно об этом говоришь?! - задохнулся от возмущения Рон. - Он же преступник!

- У нас все равно нет никаких доказательств, а у министерства и так дел по горло. Художник - фигура публичная, и, будь у аврората на него какие-нибудь данные, он бы сейчас не на выставке выступал, - неожиданно для себя сказал я. - Да и, судя по картинам, он вовремя понял, когда запахло жареным.

- Ну прямо как Малфои, - ухмыльнулся Рон. - Вот уж до чего скользкие гады.

Я фыркнул. Драко Малфой - и живопись? Это что-то из области мифологии, не иначе.

При воспоминании о Малфое перед глазами снова встал вчерашний эпизод в туалете, и я снова почувствовал, как лицо бросило в жар.

Мерлин меня порази, да в чем дело?!

Я мрачно подумал, что мне срочно, нет, даже очень срочно, нужна девушка, а то в голову лезут какие-то ну совсем уж странные мысли.

- Гарри? - донесся до меня голос Гермионы. - Гарри, ты точно в порядке?

- А?.. - я покрутил головой, вырываясь из размышлений. - Да, да. Пойдемте, я ужасно проголодался.

Глава 7.

Когда выставка открылась, я понял, очень отчетливо, что мой план - неожиданно сбросить личину, показать всем, кто на самом деле является Октавием Крастом, - никогда не осуществится.

Успех был, да еще какой, но я недооценил, насколько, на самом деле, все мое творчество выглядит личным. Рисуя, не глядя со стороны на свои собственные работы, я не осознавал, сколько вложил в каждый холст своих эмоций, своих собственных чувств. Не думал, что каждая картина несет в себе крохотный отпечаток моей личности.

Глядя на то, какое сильное впечатление произвели на посетителей полотна, я, пожалуй, остался горд своими несомненными талантами, но осознал - Октавий Краст останется Октавием Крастом. Простым, ничем особо не примечательным волшебником из Италии, по воле случая попавшим к Пожирателям Смерти.

А я останусь Драко Малфоем - может быть, чуть изменившимся, вероятно, повзрослевшим, сожалеющим о глупостях, которые творил в прошлом - но и только.

Никаких откровений на публику - это будет выглядеть чересчур жалко. Недостойно для единственного наследника рода Малфоев.

Хотя отец, может быть, и одобрил бы такой способ - он никогда не относился чересчур щепетильно к средствам и способам достижения желаемого. Никаких принципов, кроме избирательного круга общения - да и то, когда ему это было нужно, Люциус мог вполне поступиться и принципами.

Но я сейчас так себя вести не мог. В школе это было позволительно - использовать любую возможность для привлечения внимания, давить на жалость, чтобы получить освобождение от уроков или какие-то особые привилегии. Люциус мог позволить себе любую линию поведения - сначала за спиной стояло почти целиком купленное Министерство, потом, пока отец не оказался в опале - Темный Лорд.

У меня за спиной остались только деньги и репутация сына Пожирателя Смерти - хоть и оправданного. О том, что на моей руке тоже есть метка, знали совсем немногие, и я не собирался никого просвещать на этот счет.

И всеобщая жалость - последнее, что мне сейчас было нужно.

- Так что, Октавий Краст, - мрачно произнес я, глядя в зеркало. - Радуйся. Ты остаешься.