Время жить

Я не говорил об этом ни Рону, ни Гермионе, ни кому-либо вообще, но на исходе лета мне начали сниться кошмары. То ли в этом была виновата хандра, наползающая вместе с неспешно надвигающейся осенью, то ли просто счастье и облегчение, которыми было ознаменовано уходящее лето, окончательно развеялись.

Эйфория и ликование, как и все остальные эмоции, имеют свойство растворяться в буднях. И в периодически накатывающей апатии.

Да, война закончена и Волдеморт побежден. Можно радоваться жизни и жить дальше. И я честно радовался, и плыл по течению, но чувствовал, что с каждым днем меня все больше и больше относит к берегу.

После всех испытаний, сражений и битв, у меня не осталось ни одного человека, к которому можно было бы прийти и вывалить все, что скопилось на душе. Когда-то так можно было прийти к Сириусу, или Люпину, или даже Дамлбдору. Рассказать о кошмарах, в которых мне снова и снова на разные лады снились то Волдеморт, то Беллатриса Лестрейндж, глаза которой, полные безумия, неотрывно следили за каждым моим движением… Мне снились руины Хогвартса, и Фред Уизли, остекленевшим взглядом смотрящий в пустоту, и все защитники школы, оставившие в ней свои жизни. И снова вокруг были ревущее пламя, град осыпающихся осколков, крики и стоны.

Все это врывалось в мои сны, стоило лишь только забыть принять снотворное. С зельем я спал нормально, и даже высыпался, но с каждым разом его действие все слабело, и я с ужасом ждал того момента, когда оно перестанет на меня действовать.

Конечно, не сомневаюсь, и Рон, и Гермиона, выслушали бы меня, даже если бы я вздумал плакаться им целыми вечерами - мы слишком многое пережили вместе, чтобы отказывать друг другу в поддержке. Но я не хотел портить их уютный рай, только-только сложившееся счастье, своими проблемами.

В конце концов, это всего лишь кошмары. И всего лишь одиночество.

Я же не смогу приходить к ним каждый вечер, чтобы заполнить общением с друзьями пустоту в душе. Мы и так видимся часто, с Роном я и вовсе работаю в одном отделе.

Не следует быть чересчур назойливым.

Одним глотком я допил виски, оставшееся в стакане, и тут же закашлялся - все-таки, напиток оказался слишком крепким, чтобы пить его словно воду.

Но прошло с полминуты, и по телу разлилось приятное тепло.

Я налил себе еще. Выпил.

После третьего стакана я уверился в том, что крепкий алкоголь согревает не только тело, но и душу. По крайней мере, горькие мысли, которыми еще недавно была наполнена моя голова, куда-то испарились, оставив после себя только легкий осадок. А еще - непонятно откуда взявшуюся, но с каждой секундой крепнущую решимость и жажду деятельности.

Казалось, что я могу сворачивать горы. Пожалуй, если бы сейчас посреди ресторана появился воскресший Волдеморт, я бы ему нахамил, вырубил кулаком, и вернулся к своим делам.

То есть, к своей бутылке, опустевшей еще только наполовину.

Странно. Мне казалось, что я выпил больше.

Мой мочевой пузырь, судя по всему, считал так же, потому что уже скоро я почувствовал непреодолимое желание прогуляться до уборной.

В ушах шумело, но предметы я, кажется, пока что различал довольно точно. Правда, расстегнуть собственные джинсы удалось только со второго раза - пальцы почему-то не хотели слушаться.

Я недооценил крепость огневиски - до сегодняшнего дня я пил его считанные разы, причем не в таких количествах. Вспомнив о каком-то то ли дядюшке, то ли дедушке братьев Уизли, который мог выпить целую бутылку огневиски, а потом еще и заниматься всяческими непристойностями, я ощутил к нему невольное уважение.

Руки я мыл долго и сосредоточенно - почему-то вода, бегущая из крана, притягивала взгляд. Завораживала.

- Ты собрался тут заснуть? - недовольный голос вывел из оцепенения. Подняв глаза, я увидел Драко Малфоя, отражающегося в зеркале позади меня.

- Малфой… - простонал я, закрывая вентиль. - Ты меня что, преследуешь?

- Я бываю здесь каждую пятницу, Потти, - фыркнул он, невежливо отпихнул меня от раковины и снова включил воду. - Так что, пожалуй, это ты ходишь за мной хвостом.

Я ничего не ответил, не испытывая никакого желания объяснять перед Малфоем причины своей пьянки в гордом одиночестве. Вместо этого я снова уставился в раковину.

Руки у Малфоя были под стать внешности - узкие ладони, длинные пальцы, которые обычно называют музыкальными. И запястья - тонкие, с выступающей косточкой и синеватыми прожилками вен, просвечивающими через бледную кожу. На одном из пальцев холодно блестел старинный массивный перстень - видимо, родовой.

Пожалуй, огневиски очень странно на меня подействовало - я почему-то ощутил необычное, непреодолимое желание коснуться Малфоевской руки. Или даже не только коснуться - провести пальцами по ладони, огладить бугорки, сжать бледные пальцы…

От этих мыслей меня бросило в жар. В ушах зашумело еще сильнее, ладони мгновенно вспотели, а в висках застучала кровь. И, что самое ужасное, я почувствовал, как кровь начинает пульсировать и между ног.

Я сглотнул.

От этого неожиданного откровения щеки загорелись огнем.