Тут наконец Дубравин вспомнил историю с так называемым «кошельком коммунистов». И то, как, громко хлопнув дверью, ушел от «папы Зю» этот его верный адепт.
Андрей Петрович, пропев свой дифирамб очередному вождю, продолжал искусно вязать узлы и петли:
– У нас через две недели будет съезд. И пройдет это мероприятие не где-нибудь, а на самой Поклонной горе. В здании музея, рассказывающего о подвиге защитников столицы. Я вас настойчиво приглашаю на этот съезд в качестве гостя. Чтобы вы лично убедились в нашей мощи и правильности идеи. Поняли дух партии. И там я вас постараюсь познакомить с великим человеком.
Ну и как такому откажешь?
Строго в назначенное время прибыл товарищ Дубравин к месту съезда. Машину пришлось оставить далеко-далеко, а самому пешочком прогуляться через парк к величественному, типично советскому зданию мемориала. Путь его пролегал по длинной аллее среди цветов и зелени, мимо притаившейся в парке синагоги. Наконец он вышел на огромную площадь, из центра которой вырастал гигантский штык.
У подножия монумента происходило какое-то действо. Судя по всему, возложение цветов и венков. Там стучали барабаны пионеров, кучка важных пиджачных людей стояла по стойке смирно.
Церемония закончилась. И съезд – а это и был он – устремился в сторону музея Великой Отечественной войны. Дубравин, увидев в последних рядах Певунова, немедленно присоединился к нему.
Все прошли в небольшой зал. В президиуме по-хозяйски разместился Сипягин. Вокруг него – соратники. Участники, как куры на насесте, расселись в амфитеатре.
Действо началось. Сначала выступал «вождь». За ним на трибуну один за другим поднимались академики, доктора исторических наук, профессора, функционеры. В ходе съезда выяснилось, что фирменной фишкой партии является так называемое «народное правительство». Видно, кто-то шибко умный по части пиара придумал такой технологичный ход. Создать, как это делают на Западе, этакое теневое правительство. И как бы в засаде ждать смены власти. Случись что, а у нас уже есть готовые министры.
Сидевший на самой верхотуре Дубравин слушал пояснения своего чичероне Андрея Петровича, кто есть кто в этом народном правительстве.
– Вот этот, с краешку сидит, это наш министр культуры, – говорил он, указывая на знакомое по телевизионным боевикам лицо актера. – А вот тот, рядом с товарищем председателем, – премьер-министр.
Глядя на черноволосого, гладкого, с блестящими глазами, ухоженного «вождя», Дубравин без объяснений понял, что перед ним – сам президент.
Народ что-то бубнил в микрофон. И Дубравин по мертвящему духу съезда понял, что здесь собрались в основном «бывшие». Те, кто были элитой при советской власти, а теперь, потерпев вместе с нею фиаско, пытаются взять реванш.
Речи функционеров невнятные, вялые, народ больше тусклый, скучный. Как побитый молью. Весь регламент съезда, похоже, был скопирован с советского. Отсюда выбор места и состав участников. В зале былой славы. Среди бронзовых бюстов полководцев.
Съезд чуть-чуть оживился, когда в президиуме появились почетные гости. Среди них Дубравин с радостью увидел знакомое еще по советскому времени лицо редактора «Молодежной газеты». Теперь, под конец своей блестящей карьеры на высших государственных постах, он тоже завел себе мини-партию. И, как ее глава, торжественно и важно поприветствовал коллег.
Из его речи Дубравин понял, что басня Крылова «Кукушка и петух» до сих пор весьма актуальна.
Гости покинули зал. И съезд продолжился в том же режиме. Из полных меда речей становилось окончательно ясно, кто в доме хозяин. И на чьи деньги содержится эта теплая компания.
Слушая идущее по накатанной колее пустословие, разглядывая построенный «демократом» Лужковым мемориальный комплекс, Александр думал: «Что я здесь потерял, в этом советском прошлом? Какие тут жаркие дебаты? Какие прения? Всем и так все ясно. Как хозяин скажет, так и будет. А мне надо сваливать отсюда подобру-поздорову».
Андрей Петрович, видимо, тоже пришибленный атмосферой партийного праздника, приуныл и приумолк.
Не дождавшись окончания заседания, не удостоившись встречи с «великим человеком», Дубравин отправился восвояси. «Пришел я на съезд – кто больше съест! – саркастически думал он про себя. – А ухожу несолоно хлебавши».
Проходя к автомобилю тем же путем, мимо синагоги, он машинально отметил: «Как похоже! Стоит большой памятник победе всего народа в великой войне, но хочется иметь хоть и маленький, но свой. Так и здесь. Есть одна большая партия коммунистов, но хочется иметь свою. Карманную!»
XI
Некуда идти. Его сегодня выписали из клиники. И ему некуда идти. Страшное дело. Еще в прошлом месяце все у него было хорошо. Была работа, крыша над головой, женщина, с которой он мог встретить вечер за рюмкой чая, а потом разделить постель. А сегодня ничего этого нет.
Час тому назад он постучался в знакомую дверь. А она не открылась.
Вернее, Несвелля открыла. И даже вышла на лестничную площадку. Но старательно притворила дверь за собой. Хотя это не помогло. Потому что оттуда послышался молодой мужской голос, который спросил: