Время жить

– Неля, кто там пришел?

На что она с досадою ответила:

– Я сейчас! Это сосед пришел.

«Сосед! – подумал с грустью он. – Теперь я стал просто соседом».

– Брат двоюродный приехал! – с вызовом сказала она. – В гости приехал!

По ее черным глазам, скользнувшим в сторону, стало ясно, что это ложь. То есть, пока он гонял по палате «белочку», Неля времени зря не теряла.

Впрочем, кто он ей? Ну, иногда встречались. Вместе просиживали вечера за бутылочкой. Он оставался у нее ночевать. И тут уж она показывала все свое мастерство и продвинутость по части секса. Но никогда ни о чем серьезном у них и речи не заходило. Он считал ее слишком любящей богемный образ жизни. Да и вообще, после всего пережитого как-то не расположен он был заводить семью. Так что она ему ничего не должна. Хотя слегка обидно, что так быстро появился у нее «племянник». Или «двоюродный брат»?

«Что-то с памятью моей стало». Не зря доктор, выписывая его, объяснил, что в острой фазе, во время приступа, у него отмерли некоторые клетки мозга. И пока не произойдет некая замена, могут случаться сбои. Провалы в памяти. Но мозг восстановит функции. Потому что миллионы лет эволюции не прошли даром. И человек, кстати говоря, очень прочная биологическая система. Если ее, конечно, не разрушать систематически и планомерно.

И вот сейчас он шел дворами от Нелиного дома к центру и отчетливо понимал, что идти ему больше некуда. На службу? Там, конечно, его ждет приказ об увольнении. Кто же оставит в спецназе КНБ леченого алкоголика с психозом? Да еще когда раскручивается это дело об убийстве главного оппозиционера. И власти старательно заметают следы.

На съемную квартиру, где он оставил свои вещи? Но хозяйка уже наверняка кого-то поселила там, так как он не оплатил последние три месяца. Да еще и пропал надолго. И денег у него сейчас нет.

Он собрался с духом и побрел к Зеленому базару. Крытый рынок – гордость алма-атинских властей советского периода.

Обветшавшее здание, полное специфических запахов, встретило его бодрой, суетливой разноязыкой толпой. Здесь по-прежнему царило изобилие. На прилавках горками лежали арбузы, дыни, виноград, урюк, хурма, помидоры, огурцы. Стояли в ряду корейцы со своими умопомрачительными закусками – рыбное хе, фунчоза, корейская капуста, чеснок, грибы.

От запахов изобилия у Казакова закружилась голова, рот наполнился слюной. На последнюю сотню тенге с портретом какого-то древнего степного владыки он купил пару беляшей. И с жадностью съел их, стоя в уголке, за колонною.

Потом вспомнил, что недалеко от базара жила племянница Дубравина – Лена. И решил зайти. Поговорить.

Пробравшись мимо гор алых помидоров, желтых дынных развалов, холмиков коричневой кураги, он оказался у бокового выхода. И остановился в растерянности. Потому, что забыл номер дома, в котором жили Шуркины родственники.

Второй раз за день подвела его профессиональная, натренированная память. Пришлось положиться на интуицию, вспоминая по ходу движения какие-то полузабытые детали и мелкие подробности пути.

«Вот здесь должна быть водяная колонка, а тут лавочка…»

Кое-как добрался до дверей подъезда. Поднялся на второй этаж по пахнущей кошачьей мочой лестнице. Позвонил несколько раз в обшарпанную дверь. Уже хотел уходить, когда в прихожей послышались легкие, крадущиеся шаги. И осторожный голос произнес сакраментальные слова:

– Кто там?

«Это я, почтальон Печкин, принес посылку для вашего мальчика», – захотел пошутить Анатолий, но вовремя передумал. Понял, что шутка тут будет не к месту. И может напугать ту, что стоит, прислушиваясь, за дверью. И он просто сказал:

– Мне Ткаченко нужны!

Дверь слегка приоткрылась. Из-за нее выглянула молоденькая казашка с круглым беленьким, милым личиком. «Городская, – мелькнуло в голове у Казакова. – Приезжие все обычно смуглые».

– Да, здесь жили такие, – объяснила она, – но уже с полгода как уехали в Россию.

– И куда? Не подскажете?

– Адреса я не знаю. Говорили, что в Подмосковье. А мы купили эту квартиру.

Круг замкнулся. Анатолий вежливо сказал:

– Спасибо!

И потихоньку начал спускаться вниз. К выходу из подъезда.

Чувствовал он себя смертельно усталым, никому не нужным и изношенным до дыр. Как старый армейский сапог.

Он брел по аллеям парка, мимо гранитных кубов с землею из городов-героев, мимо взметнувшегося взрывом памятника героям-панфиловцам. Брел без цели. И смысла. Пока не наткнулся на разноцветный, уютно вписанный в парковую зелень храм.

«Боже ж мой! Как давно это было!» Американская выставка в Алма-Ате. Агент ЦРУ Дэвид Кларк. Его московская подружка. И он, молодой курсант. Вот здесь, на этой скамеечке он сидел тогда, изображая бомжа. Вел наружное наблюдение за этой парочкой.

Постоял. И решил зайти в храм. Просто так. Делать-то нечего. А мысли все лезли. Нехорошие мысли.