Время жить

Потом думали-гадали, что делать.

И, как бурлаки, поволокли его за веревки всей командой на берег.

Ну а там уж взялись за топоры. Принялись разделывать на дрова…

А девчонки, соответственно, тут же стали фотографироваться на оставшемся на высоком берегу реки необъятном пне-троне.

Пришел вечер. А с ним прохлада. Все помылись, переоделись. Разожгли костер.

Полыхали дрова. Народ рассаживался вокруг. Огонь выхватывал из темноты лица. Тишину нарушало только потрескивание сыпавших искрами дубовых поленьев.

– А ведь сегодня праздник, – сказала Марина Сорокаумова. – Ночь на Ивана Купалу. В это время расцветает папоротник. И вообще, раньше народ отрывался в эту ночь. Давайте-ка, девчонки, выпьем, да попрыгаем через огонь, как в молодые годы.

Девки зашевелились. Виночерпий Казаков всем разлил, но сам к вину так и не притронулся. Чокнулись. Женщины водрузили на головы, как короны, сплетенные из ромашек и белых кувшинок венки.

И куда только исчезла дневная усталость? Девичья песня лилась, призывно летела над рекой, отражалась от водной поверхности и неслась над лугами и лесами.

«Вот и замкнулся круг! – думал Дубравин, греясь у огня. – Господь управил. И волею своей расставил все по местам».

Он смотрел на Людмилу. А она – на него.

«Мы что-то ищем вдали. Пытаемся понять себя и других. И зачастую даже не знаем, что нам нужно. А то, что нужно, оказывается, совсем рядом с нами.

Я хотел изменить свою жизнь. Что ж, вот она и изменилась. Просил Силы Небесные, чтобы они дали мне женщину, которая бы понимала меня, была помощницей на этой дороге под названием жизнь. Даже мечтал о том, какой она должна быть. Все сбылось, получил, какую хотел. Как говорится, “красавицу, спортсменку”. Хотя главное, что она дополняет меня. Знает то, чему я сам так и не научился.

Впрочем, не надо торопиться. Торопиться не надо. Я уже не мальчик. И времена переменились. И если ошибусь сейчас, то ошибусь безвозвратно. Годы-то уходят. Нам надо пожить, понять друг друга. Тем более, сейчас и не поймешь, кто на самом деле охотник, а кто добыча. Роли изменились, здесь опыт имеется».

Она тоже сидела и вспоминала ту встречу. Тогда после ресторана они поехали к ней. И она, встревоженная и счастливая, одновременно хлопотала на кухне и думала о случившемся. О том ощущении блаженства и какой-то полноты жизни. Какой-то окончательности и неразрывности, которое она испытала в постели. В тот миг, когда он вошел в нее.

«Вот как бывает! – думала она, разбивая о край чугунной сковородки пятое белое яйцо. – Как будто в тебе чего-то не хватало. А тут все стало на свое место. Господи, что же у нас впереди?»

А впереди был переезд. Совместная жизнь в провинциальной тесной квартирке. Надежда на ребенка.

И она старалась. Ох, как она старалась. Сразу было видно, что сильно истосковалась «по женской доле». Начала парить, жарить, варить. И, естественно, баловать его так, что через пару-тройку месяцев он округлился.

Жили просто. Он старался не обижать ее, не задавать лишних вопросов. Полученный жизненный опыт, многие разочарования и потери научили их снисходительно и терпеливо относиться друг к другу.

Главное, она усвоила: «Если мужик тащит на себе телегу их совместной жизни, то надо просто помогать. Не садиться ему на спину и погонять. Не виснуть гирей на шее. Не забегать вперед и поучать. Если силенок не хватает, пристроившись где-то сбоку, подталкивать телегу. Тянуть. Подбадривать. А когда он выбивается из сил, просто садиться рядом и отдыхать».

Он тоже вспоминал эту первую ночь. Но по-другому. Когда они легли вместе, он был странно озадачен. Чем? А тем, что во второй раз в жизни у него возникло ощущение близости и того, что между ним и ею нет границ. Нет барьера. Нет кожи, как это было с Галиной. И чувство единства, радости, покоя и тишины овладевало им каждый раз. Дубравин поймал тогда себя на мысли: «А я-то, дурак, думал, что это может быть единственный раз в жизни. Только с одной. Оказалось, все не так. Такое, конечно, бывает редко. Но бывает. И это счастье».

Пока они предавались воспоминаниям, жизнь бивачная шла своим чередом. Заведенный народ приступил к игрищам и ритуалам. Начали с прыжков через огонь. И скакали так долго, что чуть не прожгли обувь.

Потом женщины отошли к реке. Зажгли маленькие плоские свечки и на дощечках пустили их вместе с цветочными венками по черной воде. Долго наблюдали за плывущими в темноте огоньками. Пели. Разглядывали усеянное мириадами крупных звезд летнее небо. И снова пели.

Уснули все пьяные и счастливые.

Так закончился первый день регаты.

* * *

Солнышко неторопливо поднялось над горизонтом. И холодная роса на траве заблестела.

Дубравин на четвереньках выполз из большой синей палатки с предбанником. Натянул резиновые тапки и пошел по росе прямо к реке. Утреннее купание сразу сняло сон. Бодрый и освеженный, он вылез из теплой, парящей под солнцем речки. По дороге назад встретил Озерова, сидевшего на берегу с длинной удочкой. Они покалякали какое-то время.

А жизнь в лагере уже кипела. Заново разгорался костер. Бес открывал тушенку для каши, Людка возилась с посудой.