Однако, жили мы все-таки в космическом корабле, и это, безусловно, ощущалось. Абсолютно все предметы предписывалось держать в закрытых шкафах – на тот случай, если вдруг откажут гравикомпенсаторы и исчезнет тяготение. По той же причине вся мебель прикреплялась к полу. Даже стул у письменного стола отодвигался в сторону по специальным рельсам и шарнирам. В каждой комнате в особом отсеке находился разложенный скафандр, в который можно было самостоятельно упаковаться за восемь секунд. В шкафчиках и рундуках размещались аварийные наборы с воздушными баллонами, водой, пайками, фонарями, запасными аккумуляторами и инструментами. Конечно, случись какая-либо настоящая космическая катастрофа, мы, скорее всего, и «мяу» сказать не успеем, но эти предосторожности все же давали определенное чувство защищенности.
Громкий сигнал будильника прервал мои размышления. Сердце словно с размаху ухнуло куда-то вниз. Начался обратный отсчет, подготовка к старту вышла на завершающую стадию.
Главная рубка «Одиссея» напоминала мне пульт управления АЭС, где я как-то побывал во время пресс-тура. По крайней мере, у меня она вызывала именно такую аналогию. Всю стену большого зала занимал огромный щит управления со множеством индикаторов, экранов, шкал, схем. Под ним на широком столе размещались переключатели, массивные – чтобы случайно не нажать – прямоугольные клавиши и кнопки. Как ни странно, в двадцать третьем веке все это не считалось анахронизмом. Хотя в быту обычно применяли компактные и удобные виртуальные клавиатуры, а большинство команд на корабле отдавалось мысленно с помощью усилителей биотоков, привычное «железо» все равно использовалось наравне с самой хитроумной электроникой.
Мое место первого пилота находилось почти в центре громадного пульта, перед рядом обзорных экранов. Справа от меня сидел Мичиёши-Миша, слева – Эрик, отвечавший за двигательную группу. За нашими спинами, на небольшом возвышении в центре рубки, находилось рабочее место капитана корабля, но пока оно пустовало. Коржевский, сидя в очках-инфоре с наушниками на голове у станции связи, еще не завершил переговоры с Землей. Судя по выражению его лица, последние указания из центра управления полетом не вызывали у него особого удовольствия.
Ожидание становилось немного гнетущим, и чтобы успокоиться, я начал рассеянно наблюдать за тем, как Эрик в крайний раз проводит диагностику оборудования. В принципе, меня/Константина не готовили как специалиста по гравитационным двигателям, но, тем не менее, нажимать на нужные кнопки и отдавать команды я умел. Поэтому понимал, чем он сейчас занимается.
Правда, при этом возникало странное чувство раздвоенности. Знания Константина я воспринимал как продолжение своих старых, но именно с гравитационными технологиями произошел очень необычный феномен. Я не только осознавал, что это такое, но даже мог бы сдать в любой момент экзамен по этой дисциплине, но… был бы ничего не в состоянии объяснить своему современнику из двадцать первого века. В то время, когда я провалился в будущее, в мире просто еще не существовало понятийного аппарата, который мог бы описать это явление, да и сама теория гравитации была несовершенной и, конечно, не учитывала те знания, которые ученые получили позднее.
Очень неточно и приближенно я мог бы сказать, что гравитация представляла собой не взаимодействие, а фундаментальное свойство пространства-времени. При этом универсальная гравитационная постоянная, введенная в научный оборот в начале XIX века, на самом деле постоянной не являлась и могла при определенных условиях принимать различные значения, в том числе, и отрицательные. Локальные изменения напряженности гравитационного поля были определенным образом связаны с вращательным движением. Так что, можно сказать, изобретатели всяких торсионных полей в мое прежнее время не были так уж не правы, просто в своих теориях они зашли куда-то не туда…
– Внимание! – раскатился под сводами зала голос Коржевского. – Начинаем предстартовую подготовку! Экипажу доложить о готовности!
Быстро, но без суеты я надел на голову шлем со стеклянным забралом, похожий на тот, что носил во сне, где был пилотом истребителя. Несколько секунд на загрузку программы усилителя биотоков, и меня охватило уже привычное, но донельзя удивительное чувство. Я сидел перед пультом управления космического корабля и в то же время словно сам был этим кораблем, все еще прикованным к планете мощной гравитацией, но уже просыпающимся и, можно сказать, потягивающимся мощными плечами.
Видя на компьютерном экране отчет о состоянии различных систем корабля, я одновременно чувствовал их, будто это были глаза, пальцы или мышцы исполинского организма, частью мозга которого я был. В моем нынешнем восприятии корабль воспринимался мною словно атлет, готовый к старту и только ждущий команды, чтобы рвануться вперед.