Время жизни. Акт I: Огонь (СИ)

Слыша об отделении полиции, в голове обычно вырисовывался типичный киношный образ, где миллион небольших столиков либо были соединены, либо стояли поодаль друг от друга для индивидуальных допросов каждого гражданина по их большим или мелким вопросам. Однако в реальности подобная красота оказывалась иллюзорна, а потому живая картина была гораздо грустнее, чем представлялось: людей приводили либо в грубое подобие больнички смешанной по антуражу с психушкой, либо в такую обычную школу, в которой по непонятной причине в каждом кабинете обосновались полицейские; всё это обязательно сопровождалось страшным чувством неполноценности, ведь вместо любого преступника здесь проще было встретить алкаша, что всегда валялся возле единственной пятёрочки, или ту самую бабушку из третьего подъезда, что повелась на телефонных мошенников.

Впрочем, обычные люди тоже обладали шансами на посещение данного заведения. Для этого достаточно было сказать два слова в цветных носках или же просто находиться рядом с Килией.

— Объясни, пожалуйста, что мы здесь делаем, — выдохнул Фрид, обращаясь к своей спутнице.

— Не переживай, они просто выпишут нам штраф, и мы пойдём домой.

— Что-то они слишком долго тянут с твоим «просто», — нервничал ученик, и, как оказалось, не зря.

Два подошедших офицера строго отрезали каждому из них: «Пройдёмте». Их отвели на второй этаж — в кабинет следователя. Фрид, боясь произнести хоть слово, некоторое время сидел в тишине, украдкой поглядывая на скучающее лицо богини. В сердцах он понимал, что невозможно было отбывать наказание за безбилетный проезд, поэтому он лишь ждал слов полицейского.

— Ты ведь Молчанов Готфрид? — наконец начал он.

— Д-да... — неуверенно ответил он.

— Твои родители скоро будут здесь, — добавил тот, заполняя что-то в компьютере, а затем повернулся: — Ты хоть знаешь, что они объявили тебя пропавшим без вести?

Брови Фрида подскочили, глаза округлились, а застывшая во рту слюна комом свалилась в горло.

— Похоже, что нет, — он цыкнул и достал из принтера распечатанный лист бумаги. — Эти двое все уши прожужжали своим нытьём о пропавшем сыне, а он жив! И здоров! Просто, небось, потерял телефон, да?

— Оставил дома...

— Оставил. Дома. Ещё лучше, — раздражённо добавил тот и положил перед ним ручку: — Распишись.

Фрид неуверенно стал читать, под чем он должен был поставить подпись, как офицер вновь заворчал:

— Этот документ для меня, а не для тебя, так что можешь не беспокоиться, никто тебе ничего не сделает.

Поставив именную закорючку, Фрид неловко уселся на стуле: вот уж действительно, чего не ожидаешь увидеть в жизни — так это бога, прижатого совестью за не содеянное преступление. Однако его не покидало несколько тревожных мыслей. Как его потеряли родители, если он оставил им записку? И если уж они и разыскивали его, то за что тогда привели сюда Килию?

— Сьерра Кроненко, — обратился полицейский к богине, внимательно осматривая её. — Надеюсь твои приёмные родители будут добрее предыдущих. Подождите их внизу, — кивнул он на дверь.

Оба вышли из кабинета и в полном молчании спустились туда, откуда их привели изначально.

— Приёмные родители? — непонимающе спросил ученик, спускаясь по лестнице

— Твои родители.

В прошлом Фрид часто переспрашивал Килию о тех или иных вещах, но теперь ему не нужно было разжёвывать. Он прекрасно знал, как она бы объяснила всю ситуацию, сведя всё на шуточки и на его же глупость, повторив при этом то же самое только другими словами.

— Ты даже не спросишь зачем? Почему? — удивилась богиня.

— Как? — подыграл ученик.

— Уверена, твои родители захотят услышать внятное объяснение твоего отсутствия. И вот я здесь: сказка об их храбром сынишке, что захотел помочь бедной девчонке попасть домой, а там, оказалось, её все ненавидят, бьют, из-за чего мальчишка поклялся взять девочку под свою опеку! Или под опеку своих родителей — невелика разница.

— Ладно, до такого я бы и не додумался... — признался Фрид.

— Эх, учиться и учиться тебе ещё, сынок, — похлопала она по спине юного бога огня и убежала вперёд, чтобы присесть на свободное место скамьи.

Спустя час приехали родители Фрида и, словно в его жизни случилось дежавю, заобнимали, зацеловали и поколотили любимого сына, благословляя Всевышнего за сохранение его жизни. Килия, каждый раз слыша хвалебные отзывы в сторону своих так называемых сородичей, чуть ли не прыскала со смеху. Она ждала, пока люди, которых отныне она должна была называть мамой и папой, не закончили с радостным приветствием и не обратили свой взор на новоиспечённую дочку.

— Мне очень жаль, Сьерра... — начала Хелен.

— Эм, Сьерра — не моё родное имя... Называйте меня Килия, — притворялась она белой овечкой с радостным лицом и тоскливой грустью в глазах от пережитого ужаса, которого с ней никогда не происходило.

— Как пожелаешь, деточка, — мать Фрида так крепко обняла её, что аж перехватило дыхание.